Современники Александра Петровича Довженко утверждали, что никто не видел его пассивным, безразличным или успокоенным и расслабленным. Его обычное состояние – неизменно высокое душевное напряжение. Внешне сдержанный, он всегда был словно наэлектризован, готов к неотложному действию, к невероятному взлету фантазии. Те, кто знал художника, говорили, что к такому человеку, как Александр Петрович, хотелось подойти, находиться рядом. В его присутствии люди становились лучше: он был очень харизматичным, с удивительной аурой, легким и комфортным человеком, но вместе с тем лидером – даже если молчал. Характеризуя Довженко – «…скромный, красивый, мужественный, мудрый, тихий и чистый», – И. Андроников[1] забыл только об одной черте – доброте. Рассказывают, что даже доносы на Александра Петровича часто были не злобными и враждебными, а восторженными!
Для всех вокруг Довженко был центром вселенной, он был Солнцем, вокруг которого вращались другие планеты. Юрий Яновский сравнивал его голос с фанфарами, которые невозможно было не слушать. Он был влюблен в красоту и гармонию, захвачен всем, что происходит в жизни, – уже будучи зрелым художником, записал в своем «Дневнике» слова Анатоля Франса[2], которые полностью отвечали его мировоззрению: «Если выбирать между красотой и правдой, я выбираю красоту. В ней больше глубокой истины, чем в одной только голой правде. Истинно только то, что прекрасно».
Он был мечтателем и фантазером. Остап Вишня[3] вспоминал, что Довженко «всегда говорил не о том, что было, и не о том, что есть, а о том, что когда-то будет». Мечтал всю землю превратить в роскошный цветущий сад. Его называли «живым аккумулятором идей». Он имел страсть все перестраивать и менять, а точнее – совершенствовать, улучшать. Вынашивал план архитектурной застройки и реставрации Киева, создал проект архитектурного оформления Днепра, проектировал памятники выдающимся деятелям.
Сашку>ʹ был всего год, когда братья Люмьер[4] в Париже впервые продемонстрировали чудо технической мысли – «подвижные фотографии». Это стало рождением кинематографа в мировом масштабе. А в Украине именно он, Довженко, поднимет данное искусство на самый высокий уровень. Неповторимый Чарли Чаплин[5] отмечал: «Славянство в кинематографии дало миру пока одного только крупного художника, мыслителя и поэта – Александра Довженко».
На протяжении 1942–1956 годов Мастер работал над небольшой киноповестью «Зачарованная Десна». Это автобиографическое произведение, начатое в самые тяжелые годы войны, по его словам, рассказывает о детстве, семье, родном селе, о трудолюбивых и талантливых людях, которые были окружением маленького Саши. Это волшебный, чистый, увлекательный рассказ о мире, сформировавшем мировоззрение будущего художника. Видимо, недаром Александр Петрович так долго работал над этим произведением, шлифуя каждое слово, совершенствуя каждый образ, делясь своим мировосприятием, запечатлевшим неповторимую красоту края.
Александр Довженко родился в селе Сосница Черниговской губернии, точнее, на его окраине, называемой Вьюнищем, в многодетной крестьянской семье. Это произошло 10 сентября 1894 года (по новому стилю). В метрической книге Соборно-Троицкой церкви записано: «Рождение: 29 августа; крещение 30 августа; звание, имя и фамилия родителей и какого вероисповедания: Сосницкий казак Петр Семенович Довженко и законная жена его Дария Ермолаевна; оба православного вероисповедания; имена родившихся детей: Александр». Род Довженко был древний и славился долгожителями: прабабушка писателя прожила более ста лет, дед умер столетним. Может быть, если бы судьба не третировала постоянно и безжалостно Александра Петровича, он тоже дожил бы до столь почтенного возраста. Исследователи биографии Довженко утверждают, что его предки прибыли в Сосницу с Полтавщины. Старейший предок писателя носил имя Карп. А в 80-х годах XIX в. даже существовала улица, которая называлась Довженкова – по фамилии рода. Дед Семен в молодости ездил чумацким шляхом («…Мой покойный добрейший дед Семен Тарасович, бывший чумак, честный и незлобивый. Благодаря ему у меня в картинах всегда есть с любовью написанные образы дедов. Это теплота детства»).
Отец, Петр Семенович Довженко (1863–1943), был земледельцем, рыбаком, смолокуром, перевозчиком на реке Десне. В юности батрачил в Таврической губернии. Как вспоминал писатель в «Автобиографии», «земли у нас было семь или семь с половиной десятин. Земля была не очень плодородной, и потому, чтобы поддержать свое натуральное хозяйство, отец нанимался еще и в возчики и смолокуры». Отец и мать Сашкá, как его называли, были неграмотными, поэтому Петр Семенович, человек мудрый и справедливый, изо всех сил тянулся, чтобы хоть детям дать образование, открыть им дорогу в большой мир. Александр Петрович гордился своим отцом, вот какое описание родного человека оставил он потомкам в киноповести «Зачарованная Десна»: «Много видел я хороших людей, но такого, как отец, не видал. Голова у него была темноволосой, крупной, с большими умными серыми глазами, только в глазах почему-то всегда было полно печали: тяжелые кандалы неграмотности и несвободы. Весь в плену у грустного, и весь в то же время с какой-то внутренней высокой культурой мыслей и чувств.
Сколько он земли вспахал, сколько хлеба накосил! Как исправно трудился, какой был сильный и чистый. Тело белое, без единой точечки, волосы блестящие, волнистые, руки широкие, щедрые. Как ловко ложку нес ко рту, поддерживая снизу корочкой хлеба, чтобы не закапать ряднину, сидя по-над самой Десной на траве. Шутки любил, точное, меткое слово. Такт имел и уважение. <…>
С него можно было писать рыцарей, богов, апостолов, великих ученых или сеятелей – он годился для всего. Много собрал он хлеба, многих накормил, спас от наводнения, много земли перепахал…» Но есть в той же киноповести и другие слова, полные душевной боли и страдания: «Вот он стоит передо мной далеко на киевских горах. Прекрасное лицо его посинело от немецких побоев. Руки и ноги распухли, и горе залило ему глаза слезами, и голос уже отнимает навсегда, навеки». В «Дневнике» (от 03.08.1945 г.) Александр Петрович отчаянно записал: «Где я умру, мне все равно. Если сейчас я не могу найти в Киеве могилу замученного моего отца, – все равно мне». У Петра Семеновича могилы нет, на Куреневском кладбище есть лишь холм земли – условная могила Петра Довженко. Рассказывают, что во время эвакуации семей деятелей искусства о родителях Довженко забыли. Александр Петрович в это время вместе с киностудией находился в Ашхабаде. Киевскую квартиру Довженко заняли немцы, а когда они начали хозяйничать, Петр Семенович возмутился, набросился на оккупантов с кулаками. Родители Довженко были изгнаны из квартиры, но очутились в каком-то санатории, где был организован своего рода приют. Крыша над головой была, но еду приходилось искать самим. Люди видели на киевских улицах красивого старика с протянутой рукой («Когда, всеми на свете покинутый восьмидесятилетний старик, стоящий на площади как беспризорник в фашистской неволе, и люди его уже за нищего принимали, подавая ему копейки, но и тогда он был прекрасен»). В один из зимних дней он не вернулся к жене. Дарья Ермолаевна нашла его мертвым в городских руинах и очень долго и с трудом тащила на санках к Куренёвскому кладбищу. А после войны могилу найти не смогла. Тогда и насыпали холм в условном месте – в память о Петре Семеновиче Довженко. От матери Александр Петрович знал обо всем, что произошло в Киеве, и это было его болью и трагедией: «Шесть дней лежал непогребенным, пока мать не сделала ему гроб, продав остатки своей одежды, и не отвезла его, старая, одинокая, брошенная всеми, на кладбище. Мать говорит, что он в гробу был красив как живой. У него и в гробу были черные волнистые волосы и белая, как снег, борода. Немцы выгнали его из моей и сестринской квартиры, к тому же сильно избив, так сильно, что он долгое время ходил весь синий от побоев. Он был ограблен, обворован и выброшен на улицу. Отцовская жизнь – это целый роман, полный исторической печали и горя».
