Когда у будущего императора Александра II родился старший сын, названный Николаем в честь деда, с Петропавловской крепости прогремел сто один пушечный выстрел, Петербург и Москва расцветились праздничным фейерверком, молодые родители подарили двадцать тысяч рублей беднякам двух столиц, наследника русского трона крестили, – а дальше пошла привычная жизнь.
Ребенок рос тихим. Зато его брат, родившийся через два года, наверстал за двоих; и если наследника в царской семье называли ласкательно Никса, то брат его Саша надолго остался Сашкой. Росли они вместе, росли как все дети – без слез и без ссор не обходилось. Никса не дал Саше игрушку, хоть у него было две, Саша ударил его, воспитатель нашел, что оба вели себя плохо, и наказал того и другого. Саше купили трубу, чтобы умерить активность, но он так усердно дудел, что мать не смогла это вынести. «Одной из любимейших наших забав были «лошадки», а так как у меня были длинные локоны, то я изображала пристяжную. Саша вплетал в мои локоны разноцветные ленточки, садился на козлы, и мы с гиком летели вдоль дворцовой галереи, причем в пылу игры Саша нещадно хлестал “лошадей” по ногам. Цесаревич Александр Николаевич и цесаревна Мария Александровна приходили смотреть на наши игры, и помню, как Саша больно ударил меня хлыстом, я рассердилась и ответила ему толчком в спину, а цесаревич заметил ему: “И поделом тебе, Саша, не дерись”.
Особенно доставляло нам удовольствие, когда запрягали мы Александра Николаевича, а сами изображали кучеров и, нисколько не стесняясь, хлопали его бичом. Забавляло водить его на “водопой”, причем всегда упрашивали дать “настоящей воды”, и, в конце концов, сюртук его, пол и окружающие предметы были изрядно облиты. В Царском Селе возле сетки была устроена крепость для игр: воздвигнуты бастионы, выкопаны рвы, стояли пушки; и мы играли в войну. Играли мы и в охоту, я изображала зайца, а мальчики – гончих.
Когда я была уже замужем за тверским помещиком Бологовским, я еще раз имела счастье увидеть Сашу, впоследствии императора Александра III. Тверское дворянство устроило ему торжественную встречу, мне было страшно, что он не узнает в замужней женщине свою подружку детства, которая была ужасный сорванец, но в зале он прямо подошел ко мне и, протянув руку, сказал: “А помните, как мы с вами шалили и как нас постоянно бранили? Помните наши игры в Царском и как доставалось вашим локонам?”» (А. П. Бологовская).
Для обучения детей были приглашены лучшие педагоги. Учили молитвам и азбуке, первоначальному счету; приставленный дядька знакомил с военным делом. Никса в шесть лет уже бегло читал и писал, и мог развести караул. Наставник его отмечал: «Нрав Николая Александровича веселый, приветливый, кроткий, послушный. Для своих лет он уже довольно много знает, и ум его развит. Способности у него блестящие, понятливость необыкновенная, превосходное соображение и много любознательности».
А Саша был тугодум. Учителя находили в нем простодушие, честность, отзывчивость, однако на этом их положительные оценки заканчивались.
В 1850 году, когда Никсе исполнилось семь, а Саше пять лет, оба были зачислены в 1-й Кадетский корпус и вместе с ровесниками обучались строевой службе в Петергофских кадетских лагерях. Домашнее их обучение с этого года стало раздельным.
Любимым учителем Саши стал Яков Карлович Грот – милый и добрый, обладавший, в отличие от военных воспитателей, богатым педагогическим опытом. Саша встречал его радостными объятиями, и Грот уверял, что он когда-нибудь сломает ему шею. Случалось, Саша шалил во время уроков, прыгал по стульям, прятался под столом, но при этом всегда был ласков и приветлив.
Никсу готовили стать императором в будущем, и потому обучали его профессора Петербургского и Московского университетов, а наставником был сенатор Сергей Григорьевич Строганов. Обучение велось круглогодично, кроме отъездов семьи на отдых, чаще всего за границу. Там Никсу водили в музеи и галереи, знакомили с европейской историей и культурой. Но главный упор все-таки был на русскую почву, на знание своего государства. Его мать, чистокровная немка, шестнадцати лет приняв православие, считала, что в основу образования детей должны быть положены национальные русские ценности. Она одинаково принимала культурные достижения Запада и славян, полагая, что лучшее надо черпать повсюду, где оно есть, но не стремиться быть «обезьянами и попугаями», ибо не французские и не английские доктрины двигали Россию вперед, а те чувства и настроения, которые живут в православном человеке и которые во многом противоположны западноевропейским стремлениям и понятиям.
С двенадцати лет Никсу стал обучать русской словесности писатель Иван Александрович Гончаров, уроки которого так полюбились наследнику, что вместо положенных двух, он попросил три урока в неделю. Историю преподавал знаток государства российского Константин Дмитриевич Кавелин, но долго не задержался, поскольку составил «Записку» об освобождении крестьян. Шеф жандармов счел нужным удалить его от наследника.
Обстановка в России в тот год была сложной: умер Николай I, продолжалась Крымская война, о причинах которой историки высказываются по-разному. Одни уверяют, что царь, побуждаемый патриотизмом, решил дать свободу славянским народам Балкан, другие, что он размечтался расширить свои полномочия. Драка католиков и православных в месте рождения Христа – Вифлееме стала началом войны.
Россия оккупировала Молдавию и Валахию. Против выступили Турция, Великобритания, Франция и королевство Сардиния. Русская армия не была подготовлена: оружие устарело, пороховые погреба отсырели, император рассчитывал на благожелательный нейтралитет Австрии, но та, как всегда, предала. Боевые действия разворачивались на Кавказе, в Дунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Азовском, Белом и Баренцевом морях, а также в низовьях Амура, на Камчатке и Курилах. Наибольшего напряжения достигли в Крыму, и война получила название Крымской.
Жертвы были неисчислимые, шли в Петербург вести, что Севастополь в руинах, флот уничтожен, враг на русской земле! Попытки отразить неприятеля кончались поражением.
«Находясь в столице близ государя и первенствующих лиц, я убедился в общем упадке духа в высшем кругу правления, в слабости правящих. Я видел своими глазами то состояние разрушения, в которое приведены нравственные и материальные силы России тридцатилетним безрассудным царствованием человека необразованного, надменного, мстительного. Он был предан более всего удовлетворению своих страстей, и, наконец, достиг, как в своем царстве, так и за границею высшей степени напряжения» (
