Что-то накатило, и захотелось вспомнить моё далёкое первое лето.
Было мне тогда шестнадцать. Каждый год на каникулах я жила у тётки в маленьком подмосковном городке. У тётки имелась квартира, «двушка», в обыкновенной «хрущёвке», но считалось, что за городом воздух чище, и меня туда регулярно отправляли. Там, во дворе, я и познакомилась с Наташей. Она жила в соседнем подъезде, была старите меня на четыре года и уже работала.
В дворовой компании я была самой младшей. По вечерам все собирались на детской площадке и, как могли, проводили время. По-разному. Но самым интересным в это лето было то, что Наташка стала ко мне неровно дышать. Мне она тоже очень нравилась, и давно. Я считала её самой красивой девушкой во всём этом провинциальном городке. Мы всё чаще стали уходить от компании вдвоём. Гуляли по улицам, по парку. Я была на седьмом небе от счастья!
Это произошло как-то само собой. И после этого моя первая любовь, любовь к Наташке, стала ещё сильней. Ну, и Наташка мне призналась, и, как оказалось, я у неё тоже была первой любовью.
Как-то раз Наташка мне говорит:
– Слушай, а у тебя красивые ноги. Многие девчонки тебе позавидовали бы.
И тут она достаёт из шкафа свои трусики, лифчик и снимает с вешалки синее трикотажное платье.
– Надень-ка всё это.
Я оторопела. Наташка попала в десятку. У меня давно была мечта переодеться в девочку, быть похожей на неё, но только я никому и никогда об этом не рассказывала. Да я и переодевалась пару раз, заимствуя женские шмотки из маминого гардероба, но ничего путного из этого не выходило. Только это была моя страшная тайна! А тут одеваться, да ещё при ком-то, хоть этим кем-то и была Наташка.
– Надевай, надевай, – повторяет она.
Я надела трусики, лифчик.
– Подожди, – откуда-то достаётся огромный ком ваты, делится на две части и засовывается ко мне в лифчик.
– Ну вот, теперь у тебя и грудь есть. Потом зашью чашки, чтобы ты ненароком свои груди не потеряла, – смеётся Наташка. – А давай-ка я тебя ещё накрашу. Иди на кухню.
Я пошла, села на табуретку, и моя любовь стала делать мне первый в моей жизни макияж.
Минут через тридцать Наташка говорит:
– Готово. Пойди глянь на себя.
Я подошла к зеркалу. А надо сказать, что в те времена и на ногах, и на руках да и на лице у меня растительности практически не было.
Из зеркала на меня глянула девушка. Симпатичная, но причёска была короткой: волосы у меня только шею закрывали.
– По-моему классно, – говорю.
– Нет. Волосы короткие, – отвечает Наташка.
– Так ведь ходят же девушки с короткими стрижками.
– Девушки, – многозначительно произносит Наташка.
В другой раз, когда я пришла к ней, она из того же шкафа достала шатенистый парик:
– Надевай.
Я надела его и посмотрелась в зеркало. Всё выглядело так, будто волосы были реально моими и такой длины, что закрывали плечи.
– Вот теперь действительно хорошо, – говорит Наташка.
– А где же ты это взяла? – спрашиваю.
– Где взяла, там уже нет. А если серьёзно, то у меня подружка в нашем клубе работает, и, как оказалось, у них там этого добра навалом.
Наташка идёт в другую комнату и возвращается оттуда с голубым платьицем:
– Давай, надевай трусики с лифчиком и примерь.
Я всё так и делаю, надеваю платье. В самый раз! Вокруг шеи вырез, а по нему белый воротничок. Рукава до локтя и с белыми же отворотами, а на них по пуговке.
– Отлично! Значит, я с размером не ошиблась. Идём краситься, – говорит Наташка.
В этот раз она особенно долго возилась с моим мэйкапом, а потом ещё и с причёской.
– Всё. Иди посмотри, какая ты теперь.
Я снова подошла к зеркалу и обалдела:
– Неужели это я? Какая девочка симпатичная!
– Да ты это, ты, – смеётся Наташка.
– Алёна, – говорю я.
Почему Алёна, я и сама не знаю. Просто имя это мне очень нравилось и нравится до сих пор.
– Что-что?
– Меня зовут Алёна, – уже более чётко говорю я.
– А что? Красивое имя. Так теперь тебя и буду звать, Алёнка, – и тут Наташка даёт мне белые носочки. – Надень.
Я надеваю, а около меня уже стоят вьетнамки. Смотрю на Наташку, она кивает головой:
– Ничего другого твоего размера не нашла. Но ничего, девчонки в них тоже ходят.
– А зачем всё это?
– А затем, дорогая, что нам не мешает пойти прогуляться, хотя бы до магазина, а просто дома сидеть неинтересно. Надо тебе, Алёнка, в люди выходить, – говорит Наташка.
На улицу! У меня внутри всё оборвалось:
– Ты с ума сошла! А если кто знакомый встретится? Да и незнакомые враз увидят, что я не девушка!
– Не девушка? Поглядись-ка в зеркало ещё разок.
Я гляжу: на меня оттуда смотрит моя Алёна.
– Ну что? Я тебе определённо говорю, что выглядишь ты стопроцентной девушкой. От меня не отличишь. Так что идём, подруга, – говорит Наташка.
Я собираюсь с духом, и мы выходим из квартиры.
Во дворе мне поначалу было как-то не по себе, и всё время казалось, что я голая. Но, немножко пройдя, я освоилась, и мной овладели никогда до этого не испытанные ощущения. Ветер ласкал голые ноги, залетал под подол платья. Это было восхитительно, но так необычно.
А у магазина я заупрямилась:
– Не пойду я туда! Вон сколько там народа! И все разглядывать меня будут.
– Не хочешь, стой здесь одна, – отвечает Наташка.
Я прикинула, что стоять одной у входа ещё хуже, чем быть в магазине. Там хоть и народ, зато Наташка рядом. И пошла за ней. Моя подружка встала в очередь, а я осталась стоять у витрины. Решительно никто не обращал на меня внимания.
Наташка всё купила, мы с пакетами в руках уже направлялись к выходу, и тут в магазин вошёл Наташкин сосед.