Чудовище! Здоровенное, плечистое и мускулистое, сплошь покрытое густой, бурой и ослепительно блестящей под яркими солнечными лучами шерстью. Завороженно смотрю, как темные звериные глаза вспыхивают злостью и желанием убивать. Приоткрывается мощная челюсть, обнажая ряд белоснежных заточенных клыков.
- Ой, мамочка, - визжу что есть мочи пронзительно. Уж чем-чем, а голосом, в отличии от внешности, боженька не обделил. На семерых запасал, да мне одной перепало. И тем временем, пока чудище садовое очумело башкой машет, стремглав несусь к кустам заветным.
Раз, и я посреди зарослей, со всех сторон надежно прикрытая. Однако раненько же возрадовалась! Один щелчок пальцев чудища, и кусты-предатели послушно расступились, оставив меня перед зверем беззащитной.
Перекидываю наперед черные, как воронье крыло, волосы. Благо косами по пояс, густыми да тяжелыми, по праву горжусь. Укрылась ими словно покрывалом, прячась от взгляда звериного, лютого.
- Боишься? - губы изгибаются в хищном оскале, и он нарочито медленно приближается, нагнетая и усиливая ощущение страха. И вновь недовольно кривит морду существо мохнатое.
- Да кто ты такая? – рявкнул грозно, сверкнув злыми глазищами.
И что ему вновь не так-то, чем в очередной раз не угодила? Молчу, словно в рот воды набрала, ну, а то, что верчусь ужом на одном месте, так какое ему до того дело.
Во взгляде чудища мохнатого мелькает догадка, и в звериных глазах разгорается яркое пламя. Раздается громкий треск, это ходящая ходуном мощная грудь разрывает дорогое сукно рубахи. Завороженно наблюдаю, как на моих глазах удлиняются когти черные, стальные и с противным скрежетом вспарывают кору дерева, оставляя на ни в чем неповинном стволе глубокие борозды. Впрочем, не в моем положении о дереве волноваться.
- Только не говори, что ты дочь купца заезжего.
Втянула в шею голову опасливо, пытаясь решить дилемму мудреную. И от батюшки родимого грешно отказываться, однако и признаться в родстве с ним шибко боязно. Вон как белоснежные клыки угрожающе клацают.
Так и стою потупившись, босым пальцем ноги увлеченно землю ковыряю. И как тут слово молвить и при том себе не навредить? Но как видно умом чудище не обижено, отгадал верный ответ и без моего участия. Вот только разгадка не пришлась по душе монстру, взревел зверь обиженно.
- Надо же, никому нынче веры нет. А как сладко купец байки рассказывал, медовые речи из уст полноводным ручьем лились. Дочь мол у меня красавица писаная, - бросил на меня взгляд укоризненный, высокомерный, - да в придачу к своей миловидности нравом кротким славится, - и невзначай дотронулся носа подбитого.
Пусть к словам обидным с детства привыкшая, но тут задело нешуточно. Горько осознать, что и монстр меня недостойной считает, даже нелюдю не по нраву сия «прелестница».
Но в одном он прав, дивным образом страха перед ним не испытываю. Боязно, да, но не более. А то, что в кусты со всех ног ломанулась, да волчком кручусь, так тому есть иная причина. Негоже девице невинной в сорочке ночной из сукна легкого да тонкого перед мужиком показываться. Пусть с виду он как есть чудовище, но коль в рубаху и штаны наряжен, то, стало быть, мужского рода-племени.
Однако раз меня за девку тут не держат, то и мне не к чему перед ним маковым цветом полыхать. До боли прикусив губы, прищурилась гневно и, отбросив стыдливость напрасную, грозно приближаюсь к нахалу мохнатому. Не бывать такому, чтоб меня обидевший безнаказанным оставался.
- Ну, знаешь ли! Ты тоже далеко не принц из девичьих мечтаний.
И сказала же все как есть на духу, ни полусловом не преувеличив. Вот только чудище пораженно застыло, и в темных глазах отразилась мука нечеловеческая.
А затем прямая спина сгорбилась, широкие плечи понуро повисли, словно жизнь разом покинула сильное тело. Медленно развернувшись и не удостоив меня напоследок и взглядом, побрел в чащу садовую.
- Ну ты и прям гусыня глупая, Гордея! Умеешь же! Единственного, кто мог помочь против себя в два счета настроила.
Попеняв на язык слишком длинный, да ум короткий, со всех ног припустила следом за тем, кто, утратив всякий интерес к гостье, собрался отлынивать от обязанностей хозяина. А между тем мой, не привыкший поститься организм, взывал голодными раскатистыми руладами требуя незамедлительного пропитания.
Время-то почитай к обеду близится, а я и маковой росинки не отведала. Только тьфу на нее, эту самую росинку, я хочу есть, сытно и вкусно. Поэтому долой гордость и вперед за уходящей прочь надеждой на еду, кров и помощь.
- Стой! Ну подожди же, пожалуйста! - прокричала вдогонку. Хотя, положа руку на сердце, особой надежды что меня послушают в душе не лелеяла. Но, о чудо, шаги зверя замедлились.
Подобрав подол ночной сорочки, в прошлом белоснежной, а ныне травою замаранной да зияющей прорехами бесстыдными, припустила к неподвижно застывшему чудищу.
Где я и где легкая поступь? Правильно, и рядом не стояли, потому звук тяжелых шагов да пыхтение шумное не оставили монстра безучастным. Повернулась зверюга мохнатая и с ехидным прищуром на мои потуги посматривает. Ну да ладно, не впервой мне такое наблюдать, и в очередной раз переживу. Зато не стало на морде чудовища застывшей бесстрастной маски.
- Фух, - выдохнула удовлетворенно, оказавшись подле монстра. Сдула тяжелую взмокшую прядь с раскрасневшегося лица и решила по новой начать знакомство с тем, от кого напрямую зависит мой обед.
- Гордея, - произнесла как можно приветливей, растянув губы в широкой улыбке.
Потопталась неловко под прицелом взгляда надменного из-под бровей хмуро сведенных, и зачем-то вдобавок неуклюже присела. Проскрипела зубами в ответ на смешок издевательский да вскинула голову в негодовании.
- Мне без разницы как тебя кличут, чужеземка, - рявкнул нелюдь «доброжелательно». Ну кто бы сомневался насчет ответной приветливости.
- Поверни кольцо, что на твоем пальце надето, два раза по часовой стрелке и пол-оборота против. И проваливай туда, откуда явилась.
Прорычав слова нежного прощания, скривил морду заносчиво, всем видом наглядно показывая, насколько опостылело мое общество. Прикусила язык, чтоб не дать словам гневным вырваться, потерплю маленько, а то мало ли что. Вдруг да возьмет и передумает со мной распрощаться!
