Альманах - Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Они сражались за Родину»

Анастасия Лямина

Член Интернационального Союза писателей, журналист, публицист.

Специальный выпуск альманаха «Российский колокол» «Они сражались за Родину» мы приурочили к 74-летию празднования Дня Великой Победы над фашизмом. В своём творчестве авторы сборника отразили и скорбь, и боль, и страдания народа, который оказался под фашистским игом. И, конечно же, гордость за прадедов, дедов, отцов, которые ценой своей жизни даровали мирное небо над головой! При подготовке выпуска у меня с некоторыми авторами возникла дискуссия о том, почему же выпуск посвящен Героям Советского Союза М. А. Егорову, А. П. Бересту и М. В. Кантарии, ведь не они первыми водрузили Победное знамя над рейхстагом! Что первыми были Григорий Булатов и Рахимжан Кошкарбаев, которые накануне Победоносного дня – 30 апреля 45-го – первыми вошли в здание рейхстага и водрузили на его куполе алое знамя Победы. И лучше было бы отметить данных Героев войны, незаслуженно забытых!?

И мы задаём сейчас встречный вопрос: а это настолько важно сейчас, кто первым вознёс Победное знамя на крышу фашистской цитадели? Было ли это важно тогда, в 1945-ом, кто сделает это первым? Война – это не соревнование: кто первый – тот герой, и не гонка за личный успех и награду. В ней не могло и не может быть личных зачетов – задача для всех одна – отстоять Отчизну! И добиться этого в Великую Отечественную войну получилось благодаря сплоченности всех народов Советского союза, отваге и мужеству фронтовиков, труду и силе духа работников тыла, вере и молитвам народов оккупированных городов.

Никто не забыт…

Москвич, родился в 1952 году. Окончил ядерный институт МИФИ, работал физиком-ядерщиком в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова. Увлёкся рисованием, стал профессиональным иконописцем. С 1998 года является членом Московского Союза художников. Имеет два ордена РПЦ. Пишет стихи и прозу. Выпустил ряд книг, в том числе три книги в содружестве с ИСП. В 2016 году стал лауреатом Премии Гиляровского (памятный знак третьей степени) и серебряным лауреатом Международной литературной премии «Золотое перо Руси». Член Союза писателей России. Живёт и работает в Москве.

Второй Белорусский проседал и матерно разворачивался, выравнивая беспокойную линию фронта.

– Хрена мы тут ядренимся! – возмущался замкомвзвода Мезенцев. – Жалеют нас, что ли? Неча! Я с прошлой недели труп. Мне их апрельские штучки вот уже где. Смерти геройской хочу!

Старшина присел, прикрыл голову шинелью и, понизив голос, продолжил:

– Мсье дженераль Курочкин[1], вы же командующий фронтом, боевой генерал! Вот они – немцы, как огурчики, один к одному. Ну что вы ждёте, чо дожидаетесь?..

Как на грех, из окопной вьюшки выпорхнул лейтенант Хохловский. Эта «общевойсковая» линейная сволочь за последние недели дала повод невероятному количеству кривотолков. Что замечательно, всплеск окопного «толкования» имел двоякую и весьма разнородную причину.

Наперво следует сказать, что Хохловский слыл стукачом. Обо всех «выявленных им лично» уставных отклонениях он оперативно и немилосердно докладывал начсоставу. Стучал открыто, с этаким угрюмым озорством.

С другой стороны, его мерзкие «донесения» сопровождались непривычной на войне беззлобностью. Хохловский закладывал своих боевых «товарищей», как он любил повторять, просто по «линейной необходимости». «Не одолеть нам распорядок врага, если мы нарушаем собственный распорядок», – говаривал он и с этими словами приступал к сообщению об очередном питейном инциденте в батальоне.

Хохловский никогда не стучал на товарищей в закрытой от посторонних глаз командирской землянке. Все свои «донесения» он излагал прилюдно – на общих построениях или на привалах между боями.

Командир знал эту особенность в поведении лейтенанта и всякий раз, завидев направляющегося к нему Хохловского, старался «побеседовать с лейтенантом» накоротке, без замполита. Замполит батальона майор Салютин слишком спешил с донесениями о выявленных нарушениях общевойсковой дисциплины. Из-за этого режимного чистоплюйства личный состав батальона уже потерял шесть первоклассных вояк.

Об одном из них, старшине Коробкове, разведчике милостью божьей, командир вспоминал особо.

Это случилось почти год назад. Батальон окопался на подступах к деревне Малые Вражки. Перед утренним наступлением необходимо было выяснить общую огневую позицию неприятеля. Звено Коробкова готовилось идти в разведку. Последний инструктаж.

– Товарищ майор, что передать вашей матери? – шёпотом спросил Коробков, когда остальные бойцы группы покинули землянку.

– Женя, как ты?..

– Я разведчик, Алексей Петрович, мне положено всё знать.

– Передавать ничего не надо. Я завтра сам… Если получится. Глянь только, горит ли свет. Крайний дом, у мельницы.

– Я знаю.

Наутро огневые точки, выявленные группой Коробкова, оперативно подавили приданные батальону два артиллерийских расчёта. За сорок минут деревня была очищена от немцев. Батальон намеревался продолжить наступление, но пришёл приказ закрепиться на рубеже Малые Вражки для переформирования и пополнения личного состава.

Майор рванул на себя незапертую дверь и вбежал в горницу. На железной кровати у окна лежала пожилая женщина. Не имея сил двигаться, она глядела на сына зрачками, ввалившимися в серые, обтянутые кожей глазницы. Две струйки холодных старческих слёз растекались по морщинистым углублениям кожи. Истощённая, прикованная к постели, она потеряла связь с миром. Время для неё остановилось и даже понемногу, повинуясь обострившейся памяти, стало откручиваться назад. Немцы её не беспокоили. Дом сильно пострадал при артобстреле перед немецким наступлением и был признан негодным для расквартирования.

Алексей припал к кровати матери. Огненные фронтовые слёзы брызнули из его глаз.

– Мама, мама… – только и мог выговорить майор, целуя руки матери и одновременно пытаясь напоить её горячим чаем из фляжки.

– Как ты нашёл меня? – почти беззвучно, одними губами, произнесла женщина.

– Свет, мама, в твоём окошке горела свеча!

– Ты видел свет?..

– Нет, мама, не я. Один человек. Его фамилия Коробков.

– Береги его…

Несколько сказанных слов утомили женщину, и она, откинув голову на подушку, забылась сном. «Как хорошо, что отменили наступление», – подумал Алексей, устраиваясь поудобней на полу у кровати матери.

Майор не выполнил материнский наказ. Замполит батальона, прознав про спиртовое самовольство Коробкова, просигнализировал в ставку. Вскоре за ним приехала группа особого отдела полка. Женю забрали. Как ни пытался Алексей вмешаться в дело разведчика, всё зря. Коробкова больше никто не видел, и никаких сведений по его персональному делу на запрос Алексея выдано не было.