Девочка, низко опустив голову, шмыгнула носом, втягивая показавшуюся из него каплю, и переступила с ноги на ногу.
Ботиночки на ней были зимние, но уже давно не новые: краска на них повытерлась, и искусственный мех, видневшийся на отогнутых язычках, был уже весь свалявшийся и заляпанный мартовской слякотью. Начало весны в этом году выдалось холодным. С обложенного тучами неба сыпал мелкий снег вперемешку с противным то ли дождём, то ли туманом, и под голыми ещё кустами кисли ноздреватые сугробы, представлявшиеся Тамаре похожими на громадных грязно-белых собак, прилёгших на стылую землю и замерших в ожидании, чтобы вдруг облаять ничего не подозревающего прохожего. В широких конусах света под фонарями мельтешили снежинки. Снег под ногами у девочки был растоптан в водянистую грязь – видимо, она уже давно здесь стояла, а в почтовое отделение зайти боялась. В прошлый раз уставшая и издёрганная под конец рабочего дня начальница шуганула её, решив, что та хочет украсть упаковку хлебных палочек. Потом, впрочем, засовестилась и выскочила следом на улицу, чтобы завести её внутрь и чем-нибудь угостить, но девочки уже и след простыл. Пуховик на ней был застёгнут не доверху, и в вороте белела шея, кое-как обмотанная тонким вязаным шарфом.
Иллюстрация Натальи Сорокиной
– Ну-ка, – Тамара наклонилась, взялась за шарф, поправила его, чтобы получше закрывал горло, и дёрнула вверх бегунок молнии. – Получишь воспаление лёгких – в школе на второй год оставят.
Девочка коротко глянула на неё исподлобья и снова уставилась в землю. Тамара успела заметить на её левой щеке небольшой синяк, черневший в мартовских сумерках.
– Это кто тебя так, Настя?
– Кыця, – хлюпнула девочка и мотнула головой.
«Шапки-то у ней нет, вот беда», – спохватилась Тамара, стащила с головы свою – ярко-малиновую, с большой вязаной розой – и нахлобучила на девочку. Шапка оказалась сильно велика и сползла ей чуть ли не на нос.
– Кыса, говоришь?
– Кыця, – повторила девочка.
– Кыса так не могла, – сердито возразила Тамара. – Это мать тебя, да? Признавайся, мать опять вас побила? Побила, да?
Она схватила её за рукав замызганного пуховика и потормошила. Та совсем не упиралась и, неловко придерживая всё время сползавшую шапку, снова отрицательно помотала головой, как большая тряпичная кукла, которую взяли в руки и хорошенько встряхнули.
– Нет, это меня Вика ударила. Мы с ней просто в куклы играли. Вика случайно и ударила.
«В куклы? Какие там у них куклы, врёт ведь и не краснеет», – подумала Тамара. Правда, краснеть Насте было уже некуда – её лицо и так было красным от холода.
– Вика – это малая ваша, что ли? Что ты такое говоришь, как Вика могла тебя так ударить? Ну-ка, – она заставила девочку запрокинуть голову и внимательно всмотрелась в её лицо, освещённое горевшей над дверью отделения лампой.
Синяку было на вид не меньше суток – густо-багровый посередине, по краям он уже цвёл фиолетовыми и зеленовато-жёлтыми разводами, как будто по коже щедро размазали краску. «Хорошо приложила», – без злости, с каким-то тоскливым равнодушием отметила про себя Тамара. В дополнение к синяку на подбородке виднелся небольшой кровоподтёк, а на носу – тонкая, почти уже зажившая царапина – это, должно быть, её и вправду цапнула подвальная кошка Пуговка, не любившая, когда дети совали носы в продух, куда для кошек сердобольные жильцы ставили пластиковые блюдечки с кормом. Тамаре вспомнилось, как однажды Настя пропала и её искали по всему району с участковым, пока дворник Фарид не признался, что пустил зарёванную девочку в подвал, и там её нашли наутро свернувшейся калачиком возле труб центрального отопления. Пуговка сидела рядом и таращилась на неё злыми зелёными глазами: Настя съела поставленный для кошек корм.
– Это тебя что, тоже Вика ударила? – Тамара показала пальцем на подбородок девочки.
– Вика, – тихо ответила Настя и снова шмыгнула носом, втягивая упрямо вытекавшую из него каплю.
– Ладно, пойдём давай, а то совсем замёрзнешь, хорош соплю гонять, – Тамара слегка потянула её за рукав. – Пойдём-пойдём. Покормлю хоть тебя, что ли.
Девочка послушно потопала за ней.
От почтового отделения до дома Тамары идти было всего ничего: семь минут напрямую, а по дворам можно срезать до пяти. Когда накатывала грусть, Тамара говорила себе, что запросто могла бы устроиться на другую работу, где платят раза в два больше, хоть бы даже в хлебный возле автобусной остановки, но туда идти почти полчаса, а почта – вот она, рукой подать, особенно если через дворы. Летом и осенью тихие пешеходные улочки между домами были настоящим заглядением, но теперь аккуратные клумбы, на которых в тёплое время цвели ароматные петунии, яркие анютины глазки и бархатцы, чьи лепестки казались вырезанными из плотной накрахмаленной ткани, всё ещё были укрыты чёрной плёнкой, засыпанной снегом, и на голых кустах ещё только начинали набухать почти незаметные глазу весенние почки. Теплом ещё не пахло и даже не чувствовалось, что вот-вот наступит утро, когда вдруг отчётливо повеет короткой питерской весной и катящимся за ней пыльным и душным летом. Под ногами хлюпала ледяная каша, и промозглый холод лез Тамаре под тёплое шерстяное пальто, которое она купила только в конце прошлого сезона по скидке, возлагая на него большие надежды, под старую, верой и правдой служившую вязаную кофту, под свободную, чтобы не стесняла движений, сиреневую хлопковую блузку и поддетую под неё футболку, больно щипал тело, как будто не было всех этих слоёв одежды, из-за которых, оглядывая себя утром перед выходом из дома, Тамара вспоминала, как мама в детстве провожала её в школу в такие же холодные дни и всякий раз говорила с улыбкой: «Ну вырядилась, как капуста!»
По пути, вспомнив, что дома в холодильнике у неё только щи, которые ещё нужно проверить, вдруг скисли, Тамара решила зайти в «Пятёрочку» – слава Богу, крюк был небольшой. В этой «Пятёрочке» она всегда отоваривалась по вторникам и четвергам, когда работала до четырёх. Охраннику входа, неприязненно посмотрев на неё и особенно на девочку, буркнул:
– Через пятнадцать минут закрываемся, давайте там побыстрее.
Тамара ответила было грубо, но вовремя сдержалась – ещё и правда выгонит, она тут не в своём праве, а такой ведь не посовестится. Бывают же люди…
– Мы быстро, – постаралась она сказать без вызова и сразу направилась к стеллажам с молочными продуктами, чтобы взять Насте творожной массы с изюмом, которую девочка очень любила и ела, сперва выковыривая пальцами изюм, а потом уже добирая творог как полагается – чайной ложкой. Тамара, заметив это, попыталась было её отучить, а потом махнула рукой – пускай ест как хочет, главное, чтобы ей самой было вкусно. Она наклонилась, выискивая, нет ли творожной массы по акции. По акции не оказалось, была дешёвая по 24 рубля 70 копеек, какая-то новая «Ростовская» по 47 рублей 30 копеек и дорогущая «Изюминка» 18 % жирности, 48 рублей за сто граммов. «У