Поезд пришел. Теперь поднимаюсь на лифте, – и вот он, белый город такой красоты, что хочется туда снова и снова.
Идешь по улице, где-то там внизу море, корабли, пакгаузы, где-то там вверху Казба – старый город, куда лучше не ходить одной. Здесь Город. Место, где живут. Жить не значит бежать, нервничать, опаздывать. Жить – это находиться в состоянии покоя. Спокойствие снисходит на тебя, как только сделала первые шаги.
Центральная улица. Дома, как корабли, узкими округлыми носами разрезают пространство улиц, направленных то вниз, то вверх на гору. Хочешь, иди налево, хочешь, направо. Чаще всего я ездила в столицу одна, праздно шатаясь по городу.
Алжир для меня был и остался огромным живым существом. Гигантскими шагами он направляется к морю, перешагивая зеленые холмы и наблюдая за своими детьми, жителями столицы.
Алжирец – это спокойный, уверенный в себе, и даже хитроватый немолодой человек, обласканный морем и яркими лучами солнца. Он пират, авантюрист, любитель риска, игры и легких денег, легко исчезающих. Пусть я вижу современные дома – стильно, красиво, по проекту Ле Корбюзье, – но верх и низ – холмы и море, как скобки, стискивают всё европейское, и вот уже архитектура натурализована, она местная, арабская.
Конечно, жизнь города осталась для меня загадкой. Часто я в одиночестве проводила весь день на улицах столицы. Я могу спросить по-французски, ответить, понять, но арабские междометия, восклицания, случайно услышанные фразы – всё это не доступно моему пониманию и, значит, жизнь улицы проходит мимо меня.
Да и с французским тоже не просто. Однажды мы с Аннетой забрели в Сакре Кёр, так называется церковь в одном из районов.
Сакре Кёр – это не парижская красавица-церковь. Это другое. Она построена в столице Алжира в середине 50-х вместо церкви святого Филиппа, превращенной в мечеть. Мне она показалась подобием шатра, широко раскинутого недалеко от центральной улицы. Увидев ее, я подумала о первых христианах, и действительно, Сакре Кёр – убежище христиан в мусульманском мире.
Мы решили зайти внутрь. Обширный зал, похожий на концертный, с рядами стульев. Напротив входа увидели орган. Мы стояли и рассматривали зал, когда раздались торжественные аккорды. Через некоторое время стало тихо, и к нам подошел молодой человек.
Объяснили, кто мы, и, с первых слов он заговорил с нами очень просто, как с хорошо знакомыми, объяснил, что он строит здесь, или скорее монтирует, орган на средства прихожан. Меня на семирублевых курсах учили не плохо. Что-то спрашивала, он отвечал, и тут откуда-то сбоку подошел немолодой священник в форменной одежде с белым стоячим воротничком. После приветствия и нескольких слов он неожиданно сказал нам, что у нас парижское произношение. Нет, нет, смутилась я. Si, si, madame – возразили оба в один голос.
Скоро мы вышли, но это посещение осталось в памяти, как свидетельство исчезновения христианского мира. Жаль французов, их отцы и деды родились на этой земле, как жаль русских в Прибалтике и на Украине, бегущих, куда глаза глядят. Украина бомбила христианские храмы, а за головы батюшек назначала огромные суммы денег. Для успешного отделения Украины от России впору им арабизироваться. Напишут всё вязью, и ни один русский не сунется..
