– Я покорительница мира.
– Аня, ты искательница приключений себе на пятую точку. Слезай оттуда.
– Лучше ты залезай сюда. Тут так круто.
– Ни за что. Кто-то из нас должен сохранять холодную голову и вести себя разумно.
– И как ты еще от скуки не помер с таким отношением к жизни?
– Аня, я прошу тебя, спускайся. Пожалей мои бедные нервы.
– Да ладно тебе, не прибедняйся. Все в порядке у тебя с нервами.
– Откуда такая уверенность?
– Ну раз ты до сих пор со мной, значит, тебе это нравится, и какие-то нервные клетки у тебя остались.
Виктор выдохнул. Я все еще стояла на краю скалы над обрывом, раскинув руки и наслаждаясь свободой. Тут было столько солнца и воздуха, что я чувствовала, как все мое тело наполняется энергией. И мне совсем не хотелось спускаться.
– Аня, пожалуйста.
– Не хочу.
– Тогда ты не оставляешь мне выбора.
– То есть?
– Сегодня твоя очередь спать в машине. А я лягу в палатке.
– Ну уж нет.
Я быстро спустилась и щелкнула его по носу.
– Ты хочешь, чтобы я на этой машине во сне куда-то въехала?
Виктор улыбнулся и обнял меня.
– Нет, конечно. Но зато ты спустилась, и я больше тебя на скалы не пущу.
– Ах, ты вредина, – я попыталась изобразить суровость, едва сдерживая смех. – Ограничивать мою свободу? Ну уж нет.
– Я сейчас ее еще больше ограничу, – хмыкнул Виктор, поднял меня на руки и понес вниз.
– Эй, поставь меня живо, – я начала вырываться. – Это мое право – залезать туда, куда я хочу.
– А мое – обнимать и целовать тебя тогда, когда я хочу, – Виктор крепче прижал меня к себе и потянулся своими губами к моим.
Уворачиваясь, я бросила взгляд на дерево. Там в дупле явно что-то было.
– Милый, подожди.
– Как подожди? Я еще с тобой не закончил.
– Я серьезно. Поставь меня.
– Что случилось? – Виктор остановился и поставил меня на землю.
– Там в дупле что-то лежит. Я хочу посмотреть.
– А может, не стоит? Вдруг это просто запасы белочки, и ей не понравится, что ты туда лезешь, – пошутил Виктор.
Я не стала ему отвечать. Протянув руку, коснулась пальцами непонятного предмета. На ощупь было похоже на ткань. Я встала на цыпочки и ухватила ее край, потянула на себя. Мне на руки выпал сверток.
– Что это такое?
– Аня, лучше положи обратно. Вдруг это что-то опасное.
– А вдруг интересное?
Я размотала ткань. Внутри оказалась деревянная шкатулка. Открыв ее, я увидела пачку писем, перевязанных выцветшей лентой.
– Только не начинай, – простонал Виктор, глядя на мою находку.
– Что? – я изобразила непонимание.
– Я тебя знаю и вижу, как ты смотришь на эти письма. Можешь их прочесть, но не пытайся найти того, кто или кому их писали. Любительница детективов ты моя.
– Не буду, не буду. Я просто почитаю их на ночь. Вместо книжки, – я изобразила блондинку.
Виктор вздохнул. Конечно, он мне не поверил. Оба знали, что я не успокоюсь, пока не выясню, кто эти письма писал, кому и почему они оказались в дупле дерева. Но я не могла иначе.
***
Сидя вечером в палатке – конечно, я отправила Виктора в машину, мне в ней действительно спать опасно, – я перебирала письма из шкатулки, пытаясь понять, с какого начать. В связке их было штук двадцать, конверты даже не были подписаны. Ни имени отправителя, ни адреса получателя. Ничего. Даже марки нет.
Решив, что самое нижнее письмо – скорее всего, самое первое по хронологии, я аккуратно достала из конверта несколько листов пожелтевшей бумаги. Почерк того, кто его писал, был практически каллиграфическим. Не то, что у меня. Я вздохнула. Виктор часто говорил, что при моем почерке никакого шифра не надо – и так никто ничего не поймет. Разумеется, я так этого не оставила, и он получил подушкой по голове. Но, честно говоря, он был прав. Почерк у меня действительно далек от идеального. В отличие от этого.
«Милая Мари, вряд ли ты когда-нибудь прочитаешь эти строки. Может, это и к лучшему. Если бы я сказал тебе все прямо в лицо, ты бы уехала и уже никогда бы не вернулась. А я не могу этого допустить. Я хочу видеть тебя каждый день, даже зная, что ты не моя и никогда моей не будешь.
Ты не просто моя подруга детства. Я тебя люблю. И прошу у тебя прощения за то, что мне пришлось тогда уехать. Если бы я был рядом, ничего бы не случилось. Я обещал не оставлять тебя, но нарушил свое слово.
Когда я вернулся, все уже произошло. Я ничего не мог изменить. Ты не укорила меня даже взглядом. Я знаю, что ты ни в чем меня не винишь. Но сам себе я этого никогда не прощу. Я не знаю, как искупить свою вину перед тобой».
Дальше несколько строк были густо замазаны ручкой (или чернилами? – я до сих пор не могла определить хотя бы век, в котором эти письма были написаны, не говоря уж о точном годе). В палатке было темно, так что на свет нельзя было ничего разглядеть. Можно было бы подождать до утра, но мне было слишком интересно.
Я вылезла из палатки и открыла дверь машины.
– Что случилось? – вскинулся Виктор, стукнувшись головой о крышу. – Ай.
– Ничего, милый, ты спи. Я просто возьму фонарик.
– Зачем? По лесу собралась гулять? – напрягся Виктор. Ну в принципе могла, конечно. И уже так делала в прошлый раз, после чего он пообещал посадить меня на цепь, если я не буду спокойно спать в палатке.
– Нет, – я улыбнулась, – тут в письме несколько строк зачеркнуты, я хочу посмотреть на свет. Может, удастся что-то прочесть.
– До утра это подождать не может? – обреченно спросил Виктор, уже сам прекрасно зная ответ.
– Нет, я хочу знать сейчас, – я рылась в бардачке. – Да где же фонарик?
– Этот? – Виктор выудил нужную мне вещь с заднего сиденья.
– Да, ты лучший! – я чмокнула его в губы.
– Я знаю, а теперь можно мне все-таки поспать?
– Конечно, – я вылезла из машины.
– И никаких ночных прогулок по лесу, – успел крикнуть Виктор прежде, чем я закрыла дверь.
– Обещаю.
Какие прогулки? У меня тут занятие поинтереснее. И как он может спать в такой момент? Я фыркнула и вернулась в палатку.
***
– Раз, два, три, елочка, гори, – бормотала я себе под нос, стараясь включить фонарик. С третьей попытки мне это удалось. Ну почему, когда мне надо, с первого раза ничего не получается?
Взяв лист письма в одну руку, я направила свет фонарика на зачеркнутые строчки.
«Твой отец выдал тебя замуж за этого, даже человеком его нельзя назвать. Это ничтожество, этот монстр, этот сукин сын. Он продал тебя этой дряни. Меня приводит в ярость одна мысль о том, что он смеет прикасаться к тебе, называть своей. Если бы я был тогда здесь, то просто украл бы тебя из-под венца, но не позволил выйти замуж. И пусть бы меня потом повесили, но я успел бы спрятать тебя в надежное место. А возможно, со временем, если бы нам удалось скрыться ото всего мира, ты бы тоже полюбила меня.
И тогда стала бы моей, от кончиков пальцев на ногах до твоей прически, которую ты так любишь трепать ладонью. Я бы прикасался к тебе потому, что ты сама этого хотела, а не просто предлагала тело в качестве оплаты за помощь. Одна мысль об этом сводит меня с ума. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю, как безумно хочу, как трудно мне держать себя в руках при встрече».