Опять зарядил мелкий дождик. Капитан Четырнадцатого Мекленбургского полка Отто фон Шверин до самого кивера поднял широкий ворот плаща и застегнул пузатую пуговицу с орлом в верхней петле. Пульсирующие злые струйки потекли по одежде. Смоленские дороги встречали Великую армию глубокими колеями, мягкой, как страсбургский паштет, глиной и опустевшими усадьбами по обочинам. Русские отступали, население снималось со своих мест и уходило вслед за военными, или пряталось по глухим бескрайним лесам.
Прекрасно оснащённой, закалённой в сотнях сражений армии, которая сходу покоряла европейские королевства, вновь приходилось учиться принимать своего противника всерьёз. Русские не просили пардона, но и не лезли очертя голову в пекло боя против заведомо превосходящих сил. Даже отступление они совершали с удивительной организованностью и азиатским коварством. На пути Великой армии оставалась лежать обезлюдевшая сарматская пустыня. То, что московиты не могли увезти – сжигали или портили. В колодцах плавали дохлые кошки, на речных бродах и болотных гатях лежали раздувшиеся пузами коровы и овцы. Амбары и риги опустошены, в хлевах гуляет ветер. В войсках противника шестой коалиции начинался голод, повальная дизентерия нередко выбивала из списков целые роты.
В Витебске император задержался почти на две недели. Опять, как и в Вильно, ему предстояло осмелиться на следующий шаг. Русские всё не позволяли провести решительное сражение и, огрызаясь на подступах к очередной крепости, сдавали города один за другим. Но продвижение армии вперёд не оборачивалось триумфом. На флангах казачьи рейды беспрестанно тревожили отстающие полки, грабили обозы провианторов.
Император французов не сразу решился идти вглубь лежащей перед ним дикой России. Ходили упорные слухи, что Бонапарт отправил императору руссов Александру предложение почётной капитуляции и мира. Но оскорблённый вторжением скифский царь в ответ хранил презрительное молчание. Тринадцатого августа Наполеон выступил из Витебска на Смоленск…
…Обозные телеги артиллерийского батальона, идущие перед ротой фон Шверина, после долгой паузы стронулись с места, прокатили ещё версту, и теперь, кажется, встали вмёртвую. Дорога была широкая, но никак не приспособлена для такого количества движущихся по ней всадников, повозок и пеших. С одной стороны её подпирал холм, с другой – густой березняк. По разбитой обочине спешили нарочные. Деваться было некуда.
«Да что там опять впереди?» – Капитан раздражённо дёрнул повод и послал свою каурую лошадку на косогор, в сторону от дороги. Рука с плёткой угрожающе зависла над рыжим крупом. Скользя по мокрой траве подковами и кося на хозяина осуждающим карим глазом, Фру-Фру тяжело взобралась на бровку холма.
Теперь стало понятно, почему происходила эта маета. Перед глазами капитана Шверина открылась картина столкновения двух обозов.
Впереди перед въездом в село протекала небольшая речка. К бревенчатому мосту подступало две дороги. Они соединялись внизу у самой переправы.
По обеим дорогам почти в одно время к мосту подошли два воинских подразделения. Оба спешили первыми войти в селение, разжиться провиантом и найти лучшие места для постоя своим командирам. Конкурентом мекленбургцев оказался драгунский батальон одного из корпусов Мюрата.
Очевидно, что прусскому полковнику пришлось стерпеть от брызгающего слюной чернявого кавалерийского майора неподобающий и даже оскорбительный тон. Козыряя именем короля Неаполя, тот требовал немедленно уступить дорогу и пропустить вперёд авангард зятя императора.
Тирады горячего француза едва долетали сюда на холм, но капитан хорошо представлял, что мог себе позволить офицер из старой наполеоновской гвардии по отношению к вынужденным союзникам.
Подводы разворачивались на узкой дороге. Места для манёвра не хватало. Внизу была река, берега её поросли густым кустарником. Слева и справа от дороги лежали холмы, беспощадно изрезанные оврагами, выше по склону в сторону села начинались какие-то огороды, заборы. Войска ломали строй, подразделения чужих корпусов смешивались. Офицеры кричали приказы и ругательства на всех языках империи. Лошади ржали. Телеги цеплялись оглоблями. Отчаянная, зверская неразбериха. Если бы сейчас на беду налетел казачий эскадрон, это была бы примерная бойня.
– Впереди затор, господин капитан! – Ординарец бросил свою лошадь внизу и подбежал к командиру, придерживая кавалерийскую саблю рукой в мокрой перчатке. Пальцы он поднял к каске в салюте. – Двигаться вперёд нет никакой возможности. Не меньше двух часов потеряем. Господин полковник велел выбираться по просёлку.
– Вижу. Инженера Штаера попросите ко мне…
Офицер снова приложил к золотому кантику два пальца и расторопно, проскальзывая на каблуках сапог, побежал вниз.
Франц Штаер был инженером сапёрной службы, и родом из Пархима – небольшого городка в Передней Померании, а значит практически земляком Отто Шверина. Но капитан ценил своего инженера не за это – почти половина роты была из Ростока, Штральзунда или даже самого Шверина. Дело в том, что инженер Штаер был личной палочкой-выручалочкой командира. Только благодаря стараниям Штаера подразделение Отто фон Шверина не потеряло ни одного человека по болезни или несчастному случаю. Да и в стычках с противником рота до сих пор обходилась лишь лёгкими ранениями. Это отметил в рапорте полковой командир, и в походе на Вильно заметил даже сам маршал Макдональд…
Когда старый граф Людвиг фон Шверин, владелец помпезного замка, обширных владений и потомок древнего рода, благодетельно пристроил своего племянника в Великую армию, любимая тётушка Аннет, которая всегда с материнской любовью относилась к «бедному сиротке», взяла с Отто слово принять под своё крыло этого паренька – вчерашнего студента парижской Сорбонны. Моложавая тётушка пообещала, что племянник не пожалеет об этом.
Так и произошло.
Парень с простецким именем скоро нагнал капитана в походе шестой коалиции с вверительным письмецом и оказался настоящим кладом. Да таким, что скоро Отто выхлопотал ему звание и довольствие ротного инженера, а ещё сверх того и сам стал временами приплачивать из своего жалования. И было за что.
Франц Штаер был настоящим магом…
Начало нового девятнадцатого века, французская революция, наполеоновские войны, падение династий, коалиции… это всё произвело в Германских землях, раздробленных на десятки мелких государств, значительное потрясение. Рациональный тевтонский дух охотно погрузился в мистику, предался возрождению старых предрассудков и поверий. Молодые немцы, мечтающие о единстве родины, грезили о легендарных событиях, придумывали новые мифы и сами верили в них.
