Я о себе – по снегу мелом:
Однообразен и пушист…
Но иногда, пусть неумело,
Берусь за муторное дело –
Археологию души.
Вот, щёткой памяти сметая
Налёт с мальчишеской любви,
Вдруг обнаружу, задыхаясь:
Та девочка была… святая…
Хоть и невзрачная на вид.
Корплю над счастья черепками –
Несовместимы черепки:
То упираются боками,
То крошится до пыли камень –
До пыли, но не до муки…
Копаю дружбу, толщу раня -
За мезолитом неолит:
Слой самый-самый чистый – ранний,
Чем глубже, тем она сохранней,
И даже мёртвая – болит.
А ближе – глина, перегнои
Культурно-мусорных слоёв,
И хламу этому виною
Полвека, прожитые мною…
Как не воскликнуть: «ё-моё!»?
Как не взреветь медведем белым
В капкане собственной души?
С раскопок прочь! И первым делом -
Пишу себя по снегу мелом:
Благообразен и пушист.
Открою мятую тетрадь -
Копилку плачей…
А мне тотчас: «Эх, зря опять
Ты плакать начал.
Остатки рифмовой трухи –
В корзину бросить!
Ну, разве можно на стихи
Растратить осень?»
Но снова просится перо
В объятья пальцев.
«Да ты, похоже, не здоров -
В сосудах кальций,
Пора остыть от чепухи,
Впустить усталость.
Ну, разве можно на стихи
Потратить старость?
Друзья советуют – молчи! -
К кому не сунусь.
Диагноз ставят мне врачи:
«Впаденье в юность»
И с панацеей пристают,
Смеясь украдкой.
И я смеюсь. И достаю
Свою тетрадку…
Я человек советского модерна
Я человек советского модерна,
Ещё того – до лысой чепухи,
Когда рвались дыханием мехи,
И карты одномерной малахит
Был заменён рубином пятимерным.
Мне ведома цена преображенья,
Она в моих хрящах, в натяге моих жил,
Слепому богу в азбуке могил,
Не вы, а я её платил,
В победы превращая пораженья.
Для тех побед моим зубастым керном
Пробита в стылой гнили колея –
Теперь по ней покатится Земля,
И лучше всех об этом знаю я,
Я, человек советского модерна.
Отринув богословское клише
Отринув богословские клише,
Я понимаю – именно сегодня! –
Что Он сказал, селясь в моей душе,
Но больше – недосказанность Господню.
Пусть не покажется смешным
Не сказанного пониманье:
Ещё не встреча, не соитье с Ним,
А только приглашенье на свиданье
В таинственные Божьи закрома –
Они за самым дальним залом,
За гранью чувства и ума…
А где – увы! – не досказал Он.
Этот год трудно прожит –
И скальпели, и ножи…
Лишь только начнёшь итожить,
Так прекращаешь жить.
Свершённого холст – муаров,
А если точней – зебрист.
Не оттого ль в мемуарах
Лжёт каждый второй лист?
Отсеяно, что не гоже,
И – боже! – не изменить…
Так не спеши итожить,
А торопись – жить.
Не выбросить, не разгладить
Тот роковой год…
Только назад глядя
Трудно идти вперёд.
Не торопись итожить,
Память хлеща кнутом.
С итоженьем Бог поможет.
Потом.
Зачем мне эфес в бриллиантах?
Зачем мне эфес в бриллиантах?
Мрамор на прах могил?
Меня Бог однажды талантом
Уже наградил.
Хватило б его до скончанья.
Лет… как бы был я рад!
А вам – избежать одичанья
В грызне добыванья наград…
Я уеду… ненадолго
В рай, по предсказанью Ванги
Жить в заоблачной яранге.
Там текут Ока и Волга,
Но небесные, как Ганги.
По себе оставлю память
В банке с травяным бальзамом,
В банке – незакрытым займом,
А серьёзно – между нами –
За окошком птичьим гамом.
Я уеду ненадолго
В царство славного Борея,
Где стихи, как птицы, реют
Над Окою и над Волгой…
Правда – внук мой постареет.
Лишь бы помнил он, что значит
Мамы отчество родное,
И тогда таким же мною
Его внучкой снова зачат
Буду летом под луною.
Я уеду ненадолго,
Может лет всего на двести.
А потом мы в этом месте –
Между рек – Окой и Волгой -
Соберёмся снова вместе.
Так когда-то постарались,
Те, чьи буквы на могиле
Еле видно из-под пыли -
И ведь здесь же мы собрались,
И так долго вместе жили…
Я уеду ненадолго…
«Нельзя забыть единственных моментов!..»
Длиною в полусон иль полужизнь.
В «Макдоналдсе» – обычные клиенты,
Сидят, жуют, и только мы кружим.
Загадка юго-западной пришлицы
С чертановинкой северной в глазах,
Не улетай за эти три границы –
Так нелегко потом лететь назад!
Партай геносссе по концертным залам,
И я тебе геноссе – по вину.
Ты завтра с Белорусского вокзала
Перепорхнёшь через мою страну.
А мне – попробуй! – без тебя не спиться,
Не поменять фужеры на стакан…
Не уезжай за эти три границы
Соседних – и таких далёких стран.
Понять рисунок твоего паренья
Я не сумел, хоть сам готов кружить.
Ты только повод для стихотворенья
Или предлог для продолженья жить?
Ты – воплощенье перелётной птицы:
Любить – запомнить – тосковать – забыть…
Не улетай за эти три границы
Разноязычья, возраста, судьбы!
Не улетай за эти три границы!
Не улетай за горизонт, за край…
Ты, воплощенье перелётной птицы,
Не улетай, не улетай, не улетай!..
«Лошадь и крыса – абсолютная несовместимость» Гороскоп.
Как у лошади и крысы
Всё не совпадают рыси!
Моря – всей шайкой. Горы – скопом.
Всё числа, звёзды – связаны в закон.
По грекам эти враки гороскопом
Доныне называются спокон.
Беда-война, любовь, обилье хлеба –
Всё в нём. Придёт пора – смотри,
Как звёзды разбегаются за небом,
Как люди разбегаются внутри.
Как крепко незаконные не дружат,
И хоть явил два чуда твой живот,
Все ж Крыса с Лошадью не дружит,
И Лошадь с Крысой не живёт.
Хвала хвалящим стену и диван!
Для них бездомье – ветер, поле, площадь.
Поэтому Крысе подходит Кабан
И не подходит Лошадь.
Ты гением была не понимать
Великий смысл бессмысленного ржанья.
Тебе бы Вороного поменять
На переправе – вместо удержанья.
Ты не жила, ты мучилась со мной,
Такая муза – мучиться и мучить.
Хотя какая муза? Участь
Небесной Крысы с Лошадью земной.
Да, у Крыс и Лошадей
Всё не так, как у людей.
Эта сказка простая:
Был попасть не готов
Я в непевчую стаю
Кривоклювых клестов.
Это ж хуже, чем в волчью,
С теми – хищная сыть! –
Можно полною мочью
Хоть не петь, так повыть!
«Появившимся в стужу
Деруна-января
Певчий голос не нужен, –
Так о нас говорят. -
Вы и ноты забыли,
И убог ваш кондак.
Просмолённые крылья
Не похожи на фрак.
Здесь своих паваротти
Ловят в певчую сеть…
А таким криворотым
Не позволено петь.
Вечно в соснах да елях,
Ваши шишки пусты…»
А когда полетели
Вдруг запели клесты…
У роковых минут есть признак –
Во тьме как будто брезжит свет…
Бродил по континенту призрак,
И боем бредил континент.
И я на этот бой был призван,
И тьму кромсал, что твой Улисс…
Да только призрак коммунизма
Перебродил и быстро скис…
Внутри – торжественно и чинно.
И пусто. Густо пустота
Сочится мрачной мертвечиной
С икон, амвона и с креста.
Как простофилей, куром в ощип
Дух Бога-Господа-Отца
Попал в безжизненные мощи?
Как?.. Ламца-дрица-гоп-ца-ца…
Ведь нет в вине Христовой крови –
Сок, сахар, дрожжи и вода.
Да только тьма средневековий
Накрыла снова города.
Мой добрый Бог, мой грозный Отче!
Живым, живее всех живых
Вернись ко мне из тёмной ночи
Ловушек мёртвых и пустых…
У красавицы воду пьют с лица.
