1. Глава 1. Ольховка
Глава 1
Ольховка
— Погода стояла прекрасная, а Мира нагибалась к земле ужасная, — напевала песенку, разбрасывая перед курицами и утками корм. — Днем во втором часу, заблудилась Миралина в дремучем лесу.
Лето в деревне — это время, когда природа цветет и наполняет пространство яркими красками. В воздухе витает запах луговых цветов, а небо радует голубизной. В нашей Ольховке осталось немного жителей, но и они с удовольствием в это время наслаждаются природой и солнцем. Я же не слишком любила приезжать домой, потому что хозяйство в двадцать соток не давало присесть. Деревня наша находилась в четырех часах от Санкт-Петербурга. Живописные места, удаленность от трассы и ближайших магазинов привлекали внимание городских жителей, но из-за отсутствия инфраструктуры надолго тут туристы не задерживались. В деревне не кипела жизнь, а шла своим чередом. Никто не ходил дальше дорожного знака “Ольховка”, а про интернет только лишь слышали от приезжих. Люди здесь простые, непритязательные. Вокруг деревни распростерся лес. Он по особенному мне дорог. Помню, как грибы ходила собирать и леших искать. Забавно было. Из развлечений тут для оставшейся молодежи — озеро, где можно позагорать и поплавать в теплые жаркие летние денечки. Старшее поколение любит собираться в клубе и играть в настольные игры.
Ольховка — это родина. Тут даже дышится легко и душа отдыхает от городского гомона.
Раннее утро — это самое лучшее время дня. Солнце только начинает припекать, роса еще не испарилась с травы, в воздухе витает свежесть. На улице тишина. Только слышно ворчание петуха. Можно спокойно подоить корову, покормить птиц, собрать яйца и приготовить завтрак. Я любила деревню, но так устала на ней пахать. Делала это из года в год, помогая единственному родному человеку. Бабушке Глаше.
Глафира Ивановна была мне и отцом, и матерью, и наставником. Она меня воспитывала с пяти лет. Ее дочь, Мария, привезла плод своей любви с каким-то незнакомцем и улетела в США, только пятки ее и сверкали. Она посылала бабуле деньги на мое обеспечение, и на этом участие матери в моей жизни было закончено. Как только мне стукнуло восемнадцать лет, поступления средств на личный счет прекратились. Ребенок вырос, алименты можно не платить. Ба ничего уже не ждала от дочери. Сетовала только на то, что та пошла в родню, о которой и вспоминать не хочется. Такая же черствая,бездушная и эгоистичная.
Бабушка Глаша слыла мировой женщиной. Строгая, но справедливая. В расцвете лет самой красивой в деревне считалась. А сейчас весь молодняк разъехался, а остальные доживают свой век тут. Самый молодой из мужчин — Дмитрий Александрович. Ему сорок пять. Себя я не считаю, так как приезжаю только на каникулах, и то не всегда. Зимой в Ольховку не добраться. Сугробы по пояс, дороги нет, а автобусы ходят только в близлежащий поселок, от которого идти пять километров. Раньше приходилось вставать спозаранок, чтобы успеть в школу. Увы, но в нашей деревне ничего толкового нет и не будет. Я пыталась уговорить ба продать дом, если получится и переехать со мной в город, но она не захотела.
— Ко-ко-ко, — подзывала к себе курочек. — Эх, Афонька! Ты уже толстенькой стала, скоро на суп тебя пустим. Ух, щипать тебя будем с Ба! Перьев вон сколько отрастила!
Покормив домашнюю скотину, побежала готовить кушать. Летом, я старалась разгрузить бабулю. Возраст уже не тот, чтобы скакать по грядкам и делать упражнения. С сентября по июнь, к Глафире Ивановне приходила семейная пара. Они помогали с посадкой и готовкой. Безусловно, я их благодарила деньгами, считая, что любой труд должен быть оценен.
Кухня у нас дома самая обычная. Облезлый дощатый пол, на котором не слишком широкой полосой расположился цветастый ковер. Между прочим, его ба сама связала лет пятнадцать назад. Правда, за все это время он стал походить на тряпочку, но выкинуть не могла. Бабуля расстроится. Она очень бережно относилась к вещам.
Печка стояла белокаменной мощью. В ней мы готовили все. Но самые вкусные выходили блины на домашней закваске. В городе таких не сыщешь. А как сладко тут спать холодными ночами! Это вам не общага, пропитанная сквозняками.
Растопила кормилицу, замесила тесто. Достала чугунную сковороду и дело пошло. Не быстрое, но приятное. Пока пекла блинчики, помыла посуду, да и вообще прибралась наспех. Вытащила сметану, да клубнику. Все свое, деревенское. Из коровьего молока, мы делаем и сметану, и закваску, и простоквашу, и масло, и творог. Где это видано, чтобы при живой корове еще молочку покупать в магазине? Тем более в Ольховке был только один ларек, который держал Дмитрий Александрович. Там продавалось все, но в небольших количествах.
— Будет вкусно, — живот заурчал.— Ух, как пахнет ванилью!
Тарелку с завтраком я положила на стол. Каждый блин обильно полила сливочным маслом и присахарила.
Довольно потянулась и зевнула. Все же, хорошо вернуться домой. Ольховка — это место для души, но жить здесь постоянно можно только в старости. Когда кроме огорода нет больше интересов. А я училась на лингвиста. Языки мне давались легко, и к своим годам свободно говорила на английском, французском и немецком. Уж очень хотела стать переводчиком. Правда изначально, мечтала выучить только английский, наведаться в штаты к новой семье Марии и рассказать всю правду про нее.
Детские обиды порой могут мотивационно пнуть и вернуть на землю. Мне моя профессия нравилась. А главное, сколько перспектив!
— Ба, — я вошла в комнату родительницы и распахнула занавески. — Проснись и пой, старушка! Сегодня такой чудесный день! Солнце будет жарить, будь здоров.
— Ох, ашлинг, не могла уснуть сегодня, — прохрипела ба. — Сны снились нехорошие. Вещие.
Ашлинг — так бабушка называла меня с детства. Глафира Ивановна говорила, что это особое слово, означающее мечту и надежду. А я же прошестерив интернет, выявила, что это ирландское имя. Правда, за бабулей не было замечено любви к этой стране.
— Это все ерунда. Я там блины напекла, да дела переделала. Сегодня еще полью огород, потяпаю сорняки, обработаю листья и от муравьев отраву раскидаю. И на озеро купаться пойдем. Охлаждаться.
— Не ерунда, дочка. Сама знаешь, что в роду нашем ведьмы были.
— Да, например, дочь твоя, — невольно съязвила. — Меня тебе наколдовала и сбежала. Давай помогу тебе умыться, да кушать надо. За столом и расскажешь подробно про сны.
Помогла бабушке подняться, накинуть цветастый халат и повела к умывальнику.
Меня в универе друзья спрашивали:
— Мирка, а почему ты бабушку мамой не зовешь?
Потому что, Глафира Ивановна с детства вдолбила мне одну истину: мать одна. Где бы она не была, как бы она не поступила. Если бы Мария умерла, и не являлась бы дочерью Глафиры, то думаю и вопроса такого не случилось бы.
