Глава 1. Деревенский переполох. Месть подают холодным
Весна – время, когда расцветает природа: белый наряд зимы обветшал и сквозь темные пятна прорех проклюнулась ранняя травка и цветы.
Ручьи шумят, птицы поют. С теплыми лучами солнца, которые приятно ласкают щеки, руки и даже взгляд, теплее становится и на душе и поет она в унисон с природой.
Кончилось владычество Мораны,1 душа оживает и хочется человеку любви и мгновенного счастья. Вот в это самое время местная травница Салутария выгнала телесно страждущих из избы, собрала пожитки в мешок, заколотила хату и пошла прочь из деревни.
Сельчане вереницей плелись за бабкой. Ведунья остановилась на перекрестке, послала к черту станичников и еще раз плюнула в харю оторопевшей толпе. Вспомнила зимние прегрешения и давнишние обиды,2 дескать пусть теперь врачует хоть леший. На мольбы сельчан бабка только плюнула еще раз и скрылась в темной низине уже зеленеющего леса.
На что обиделась – непонятно, ну кто серчает на человека, который бранится от страху, ну не покалечили же бабку, а так гадостей наговорили и припугнули маленько. Видимо, Салутария думала иначе. Ведьма злющая оказалась злопамятна:
долго в себе обиду держала и нашла время, карга старая, – побольнее ударить местных остолопов. Что тут скажешь: месть такое блюдо, которое подают холодным.
В станице врачей отродясь не было, если не считать Давыдыча, да и то он зубы только умел дергать, а так при сильной хвори в город везли, но все больше к Салутарии ходили за травками и примочками, так здоровье и поправляли.
Жаль, что у медали две стороны: с весной душа расцветает, но с ней же и болячки телесные просыпаются, словно выйти желают на солнышке погреться. А тут как на грех со сходом снега развезло единственную дорогу, ведущую в город. Куда там поедешь: сгинуть в этом болоте можно. Гондольеров среди местных не было, а на лодках по грязной жиже не наездишься. Так и сидели в ожидании, когда солнышко все подсушит.
Все бы ничего, но когда человек осознает потерю чего-то, то желание владеть этим возрастает в разы. Раньше, хоть и колит бок, но не сильно – работать можно, то сельчане знали, случись что – пойдут к старухе. Та травки заварит, примочки сделает, пошепчет за ухом: боль как рукой снимет, зараза убегала от ее словно черт от ладана.
А тут новость разнеслась, что Салутария в сильном гневе и обиде, задумала проучить местных остолопов и ушла в горы. Вот и началось: разом заболели. Вчера еще нормальные, а сегодня чуть ли не помирать стали – хворь на всю деревню напала.
Опочить конечно можно, да как тут померать: надо огород копать да посадки делать: много работы весной на деревне. Вот нашелся один умник и предложил пойти за лечением к Ваське – местному астрологу. Пусть, дескать, звезды далекие ищут способ здоровье сельчан поправить.
Слово не воробей, но как птица поганая, каждому в голову залетело. Сначала бабки самые смелые пошли к звездочету за исцелением, а как только помог старухам, так людская лавина окружила дом астролога, галдя и толкаясь, определяя таким образом кто из них первым войдет.
Такой популярности Васька не ждал и что делать не знал тоже. Рук на страждущих не хватало, а трав и минералов в таком количестве у него отродясь не водилось. Народ же за стеной бушевал, каждый хотел прорваться первым и непременно требовал излечения, еще чуть-чуть и Васька, наверное, остался бы без избы: бунт назревал по всем фронтам.
От бессилия хотелось плакать, а руки опускались, еще не приступив к делу. Астролог поднял уставшие глаза на входившего и улыбка поползла по его лицу.
– Кузя, я очень рад тебя видеть, – со свистом произнес звездочет. Кузьма Егорыч, местный участковый, а после зимнего происшествия – друг и верный товарищ. Васька рассчитывал на помощь полицейского. Хотелось, чтобы местный страж порядка разогнал толпу и наступила уже тишина и покой, ну или усмирил народ, чтобы в порядке очереди шли.
– У тебя аншлаг, – бодрым голосом сказал участковый.
– Да и не говори. Что делать ума не приложу.
– Только лечить, а то их не усмиришь.
– Чем, – выпалил астролог, разводя руками среди хаты, заваленной книгами.
Егорыч почесал затылок, видимо понимая, что дела плохи. Мысль искрой пролетела в голове и громом ударилась об астролога: трав и минералов много же в избе злопамятной бабки, а Кузьма, как представитель власти может открыть хату знахарки на законных основаниях.
Одну проблему решили: нужным материалом для лечения обзавелись, осталось с толпой справиться. У Васьки, как ни крути, две пятерни, а Кузьма и крови боялся, и на дряблые тела старух смотреть брезговал. Такой не помощник в этих делах, что от него толку, если поминутно бегает с ведром общаться при виде очередной болячки.
– Ты Давыдыча в помощники возьми, он мужик серьезный и хоть немного к этому сопричастен, – кое-как вымолвил участковый, оторвав голову от корыта и вытирая слюни и сопли.
Давыд Давыдыч был уважаемый старик3 и немного медик – зубной лекарь-самоучка. Суров был; делал свою работу на совесть, да только больно и страшно до жути.
Кузьма позвал деда в избу звездочета, и без лишних слов сделал предложение стать ассистентом земского врача по необходимости. Тот и не сопротивлялся: глаз рваной калоши загорелся страстью к новым знаниям; астролог подкупил тем, что по вечерам будет обучать сухофрукта гуморальным премудростям, как по средством звезд можно диагноз поставить, понять причину болезни, найти хворь в теле и вылечить ее через травы, минералы и диету, т.е. что и когда жрать можно.
Давыдыч нацепил на себя белый халат и стал публику зазывать на сеанс лечения. Как только местные увидели старика в мундире зубодера гам стих, народ отступил от хаты и т и ш и н а. Васька наслаждался блаженными минутами, пока не увидел, как тонкие потоки стали снова медленно стекаться к дому звездочета. Смельчане толкали друг дружку, боясь оказаться в числе первых. У всех в памяти стояла работа Давыдыча и сильно отдавалась болью во рту.
Васька смотрел на входивших и в голове была только одна мысль, – и что Кузьма его раньше не надоумил Давыдыча позвать. Такой цербер отпугивал лишних и держал всех в порядке.
