Пролог
Пашка открыл глаза и увидел небо. Оно было высоким, чистым и почему-то круглым, как будто сказочный великан вырезал из голубого полотна аккуратную окружность и приклеил её на чёрный лист бумаги. Он хотел было подняться, но почувствовав, как сопротивляется тело, лишь повернул голову. Постепенно глаза стали привыкать к сумраку, и Пашка смог рассмотреть два нечётких силуэта, лежащих почти вплотную к нему. С трудом сглотнув солоноватую слюну, он громко проговорил первое, что пришло ему в голову:
– Где я?
Один из силуэтов зашевелился и нагнулся над ним. От тяжёлого запаха, исходящего от тела существа, перехватило дыхание. Пашка хотел возмутиться, но не смог вспомнить подходящие слова. Между тем лицо силуэта начало обретать очертания. Сначала нарисовался лоб с прилипшими прядями густых и грязных волос, затем заплывшие глазницы. И лишь потом Пашка увидел шевелящие губы, через которые прорывались то ли звуки, то ли слова. Он, собрав остатки сил, заставил себя вслушаться в клокотанье. Не получилось. Силуэт снова начал удаляться, теряя обретённые несколько секунд назад контуры и Пашка просто закрыл глаза, рассчитывая окончательно проснуться и вырваться из кошмарных сновидений.
Между тем, «силуэт», вернувшись в исходное положение, слегка подтолкнул локтем лежащего рядом человека и тоскливо-безразличным голосом спросил:
– Как ты думаешь, сегодня жратву давать будут?
Человек и не собирался отвечать. Ему было всё равно. Он тихо умирал и уже не чувствовал ни голода, ни жажды. «Силуэт» тяжко вздохнул и заговорил, обращаясь то к неподвижному Пашке, то к безмолвному товарищу:
– Хрен с ней, со жратвой. Привык я уже… Им что, воды жалко? Хотя колодец-то один, видать экономят воду, – он снова легонько подтолкнул соседа, – зря ты вчера тухлятину опрокинул. Всё-таки вода, есть вода. Даже тухлая. Я бы сейчас новичка обтёр. Сильно его долбануло, никак в себя не придёт. Ты не бери в голову, я не в укор. Понимаю, что случайно опрокинул. Чего молчишь? Ответить трудно?
Над головой раздалось шуршание. Это охранники сдвигали в сторону тяжёлую деревянную решётку, закрывающую выход из норы. «Силуэт» замер в ожидании, стараясь угадать, что приготовили духи на этот раз. Может спустят немного мутного варева, а может и просто воды. «Ничего, – думал «Силуэт», всматриваясь в клочок белесого неба, – и то, и другое сойдёт. Главное, чтобы ради шутки снова парашу свою не спустили. Итак, дышать нечем». Ржавое ведро мягко опустилось на слегка влажный от человеческих испарений пол. Почувствовав запах съестного, «Силуэт» быстро разлил содержимое по глиняным плошкам и, закончив работу, дёрнул за верёвку. Мол, всё, можно поднимать. Ведро медленно поползло вверх. «Повезло сегодня, – думал человек, поднося плошку ко рту, – вчера забыли накормить. Или специально не стали. Что-то сосед совсем шевелиться перестал. Помер, что ли? Тогда новичку, считай повезло. Пожрёт. Если сможет».
От лежавшего неподвижно тела раздались тихие звуки, лишь отдалённо напоминающие слова. «Силуэт», подавив в себе желание доесть варево без остатка, отодвинул плошку подальше и вновь придвинулся к новичку:
– Ты, братишка, говори погромче. Ни хрена не слышно.
Павел напряг слух, но сквозь шум в ушах пробился лишь клокот, напоминающий бульканье закипающей воды. Внезапно, он понял, что мысли в его голове обретают связность. «Надо же? Почему я не могу проснуться? И почему так воняет? Наверное, мне надо просто пошевелить мизинцем, чтобы уйти из этого мерзкого кошмара». Пальцы отказывались подчиняться мозгу, и Павел решил отказаться от борьбы со сновидениями. «Силуэт» отвернулся от новичка и снова передвинулся на своё место. Взяв за руку соседа, он вслух подвёл неутешительный итог:
– Помер… Повезло человеку. Надо же? Три месяца вместе, а так и не рассказал откуда родом и как его зовут. Крепко они тебя лупцевали, дружище. – Укоризненно покачав головой, повернулся к Павлу. – Вот, ты спрашиваешь, мол, как он мог про себя рассказать, если по-нашему ни бельмеса не понимает? А я тебе так отвечу, захотел бы, научился говорить. И всё равно, повезло человеку. Спишь? Правильно. И мне надо поспать. Кто его знает, что им через часок в голову придёт? Меня-то за всё это время только три раза наружу и поднимали. Только радости от этого маловато. Ничем, кроме побоев, так и не угостили. Лепечут по-своему, а что говорят, не пойму. Ну, кроме одного. Слышь, ты, новичок? Они, похоже, мне имя своё дали. Теперь я – Махмуд. Правда, смешно? Вот и я говорю, обхохочешься! Ладно, посплю, тогда и договорим.
Павел открыл глаза и не увидел неба. Вместо голубоватого лоскута вверху зияла дыра. Он снова попробовал пошевелиться. Получилось, но вместо радости, Павел почувствовал, как липкий страх расползается по всему телу. «Я не сплю, – мысли лихорадочно проносились в голове, – где я? Почему так воняет?». Попытавшись приподнять непослушное тело, он почувствовал сильную головную боль и, застонав, прекратил попытку. Совсем рядом раздался шорох и над ним склонилось существо, отдалённо напоминавшее человека. Существо прикоснулось ладонью к Пашкиному лбу и, довольно внятно, прошепелявило:
– Очнулся, братишка? А я думал, кранты тебе…
– Ты кто?
Существо окончательно превратилось в человека. Грязного, худого, обросшего длинными, давно нечёсаными волосами и жидкой бородкой. Человек удовлетворённо кивнул:
– Значит, точно пришёл в себя. Мы, братишка, в плену у духов. С нами ещё этот, нерусский был. Хадовец вроде… Но сегодня помер. Даже пожрать не успел. Нам повезёт, если духи мертвяка завтра наверх поднимут. Прошлый раз труп почти неделю лежал. Мы чуть не о…ли. Хотя худой был, одни кости. Вроде и гнить там нечему…
Павел с трудом приподнялся и опёрся спиной на стенку. Дождавшись, когда голова перестанет кружиться, задал, пожалуй, самый важный и одновременно самый глупый вопрос:
– Как я сюда попал?
Даже в сумраке было видно, как глаза человека на миг зажглись жалостью и каким-то злорадством:
– Я-то откуда знаю? Тебя дня два назад сюда сбросили. Или вчера? Не помню. Вернее, на верёвке опустили, – человек немного помолчал и зачем-то уточнил, – если бы они тебя сбросили, а не спустили, то ты бы и сам разбился и меня покалечил. Может даже до смерти. Это тюрьма ихняя, зинданом называется. Глубокая, зараза, метров пять в глубину… Видимо тебя крепко где-то долбануло. Наши тебя потеряли или бросили, а духи нашли. Теперь мы вместе. Вдвоём, то есть. Третьего можно не считать, он сегодня уже помер. Или я тебе уже говорил?
Павел снова почувствовал, как леденящий, всепоглощающий страх сковал его сердце. Ему захотелось завыть, но мозг не выдержал напряжения и Пашка потерял сознание.
