Изабелла Кроткова
Бар на окраине
ГЛАВА 1
Все началось 14 декабря. Наверно, это был просто не мой день. Во-первых, я проспала, и назойливая песня мобильника достигла спящего мозга только когда он жалобно затянул ее в третий раз.
А все потому, что сон… сон снился такой явственный и необычный; он крепко взял меня в объятия, и так не хотелось разочарованно просыпаться и видеть за окном темное небо, еще не озаренное рассветом.
И вот в этот сон, волшебный, предрекающий удивительные перемены и оттого заставляющий погружаться в него все глубже, вдруг, качаясь на кривых тонких ножках, зашла низенькая беззубая баба в платке, сбившемся на затылок, и, наклонившись к моему уху, противным голосом пропела:
- Просыпайся, мой хозяин, я хочу тебе сказать,
Что тебе сегодня надо на работу не проспать…
Я попыталась отогнать бабу, разрушающую сон, и на некоторое время она куда-то девалась. Но вскоре вернулась, снова разинула беззубый рот и завела:
- Просыпайся, мой хозяин…
Я нагнулась за тапком и прицелилась в нее. Она захихикала и убежала.
А я, рассердившись, что-то крикнула ей вслед и… проснулась.
Еще не совсем очнувшись, села на постели, разлепляя веки, пытаясь удержать в памяти блаженные картины.
Но сон был безвозвратно потерян.
- Просыпайся, мой хозяин!.. – надрывался над ухом мобильник.
До меня, наконец, дошло, что происходит.
Вскочив с постели, я бросилась в зал, где на стене висели большие часы. В тот момент, когда я коснулась взглядом их круглого циферблата, одна стрелка вылезла из-под другой, и я чуть не упала в обморок.
Без двадцати восемь!
Пытаясь по пути натянуть халат и никак не попадая в рукава, я в сердцах бросила его на пол и, ругаясь, побежала в ванную.
«Овен. Если вы решили все круто поменять в своей жизни, не откладывайте исполнения решения в долгий ящик. Сегодня как раз тот день, когда звезды благоволят к переменам. Но будут ли они к лучшему или к худшему – зависит только от вас…», - услышала я краем уха бубнящее на кухне радио.
Не верю в гороскопы и прочую мистическую чепуху.
…Как обычно, ни сумки, ни кошелька, ни ключей. Куда все это исчезает по утрам?!
Наконец, без двух минут восемь я выскочила из дома и поспешила за угол, к автобусной остановке.
К счастью, автобус подошел сразу. Вернее, он уже стоял и собирался захлопнуть двери, но я отчаянно замахала обеими руками и успела впрыгнуть на заднюю площадку.
Но это уже не спасет.
Отдышавшись, я села к окну и увидела, как белыми мушками с неба полетел снег.
Я неизбежно опоздаю на работу.
Я представила, как, окинув подобострастным взглядом шеренгу вечно опаздывающих блатных, вахтерша при виде меня вдруг злобно насупится и рявкнет:
- ПРОПУСК!
Хотя я работаю в этой чертовой библиотеке шестой год, и вахтерша не то что запомнила меня в лицо, а даже при желании напишет мой портрет по памяти. А Катя Филиппова работает третий месяц, но с нее никто не требует пропуск, потому что ее муж – зампрокурора области. И вахтерша Татьяна Сергеевна мило ей улыбнется и заискивающе залепечет:
- Катюша, какая ты сегодня нарядная! Наверно, вечером в театр собираешься?..
Обязательно вылезшая к моему приходу заведующая, увидев меня, нахмурится, резко выбросит вперед правую руку, так, что прямо перед моим носом окажутся модные часы с серебряным браслетом и холодно спросит:
- Вы в курсе, Ариадна Кирилловна, сколько сейчас времени?
Хотя я опоздала, скажем, на четыре минуты.
Вслед за мной спокойно зайдет и сядет на свое место Катя, не подверженная никаким замечаниям, а затем на собственной машине прибудет Мила с увесистым пакетом, где, предположительно, находятся дары ее дачи, и скроется вместе с ним в кабинете заведующей. Через некоторое время оттуда раздастся веселый смех, еще через некоторое время Мила выйдет из кабинета и уверенно двинется к входной двери. Сегодня ее можно не ждать…
- Конечная, - раздалось над ухом.
Голос вывел меня из задумчивости. Я подняла голову и увидела склонившуюся надо мной женщину-кондуктора с сумкой через плечо.
- Конечная, - повторила она.
Поняв, что незаметно проехала свою остановку, я с тяжелым сердцем вышла из автобуса.
Все. Можно считать себя уволенной.
Дрожащими пальцами я достала из сумки сигареты и спички и закурила. Маленькие мокрые снежинки падали на непокрытую голову – в автобусе было тепло, и я сняла капюшон.
Надо перейти на другую сторону улицы и поехать обратно. Побью челом перед Верой Андреевной, выслушаю ее гневную отповедь, в разгар которой без стука войдет Мила, и, положив на стульчик в углу небольшой сверток, знаками покажет ей что-то и выскользнет за дверь.
Потом, понурив голову, сяду за свой стол у окна, где уже навалена куча книг и, пытаясь отвлечься от болтовни коллег, буду зубрить лекцию, которую надо прочесть завтра в девятой школе, славящейся отвратительной репутацией.
Я прошла поперек кольца и встала у остановки, ожидая автобуса, который увезет меня обратно к библиотеке имени революционера Панкратова.
У Ани Ворониной опять заболел ребенок, и ее не будет недели две, поэтому ее работа тоже автоматически переместилась на мой стол. А на чей же еще? Мила ушла в неизвестном направлении, Катя отпросилась, и ей невозможно отказать. Маргариту Тихоновну трогать нельзя – ей семьдесят шесть лет, у нее слабые нервы и совсем нет памяти, но ее держат из милости, она отработала здесь без малого полвека и ни за что не хочет на пенсию.
Кроме меня можно, конечно, поручить Анину работу Боре Клокову, но он и так уже завален по уши работой Милы и Кати.
Снежинки стали липкими и крупными; падая, они попадали за ворот тонкого, холодного серого пальто.
…Что же мне сказать Вере Андреевне? Я сторонница честности и по возможности всегда говорю правду. Но Вера Андреевна вряд ли похвалит меня за честность, если я признаюсь ей, что во сне отгоняла навязчивую поющую бабу. А что еще можно сказать? Ребенок у меня заболеть не может – детей у меня нет; если я заболела сама, то должна предъявить больничный…
Передо мной остановился автобус – тот же, на котором я сюда приехала. Он распахнул двери, но внезапно во мне поднялась какая-то странная волна – волна нежелания ехать в библиотеку и отчитываться перед Верой Андреевной.
Неожиданно мне захотелось пройти по тихой заснеженной улице, пройти медленно, никуда не торопясь и не застегивая на бегу сапог; и вдруг желание это накатило, как широкий поток свежего воздуха, хлынувший в пыльную библиотеку.
И я поняла, что никуда не поеду.
Машинально я нахлобучила капюшон обратно на голову и пошла по какой-то аллее, уходящей вдаль.
Странное состояние охватило меня – состояние давно забытой свободы. Казалось, вот-вот за спиной раскроются крылья, и я взлечу в высокое белое небо, а внизу, в библиотеке, останется сидеть маленькая злая Вера Андреевна со своими дурацкими часами.