1. Глава 1
– Не нравится – уходи, – выдаёт свою коронную фразу, после которой я обычно притормаживаю, а ссора затухает, но не в этот раз.
– Пожалуй, так действительно будет лучше, – спокойным ровным тоном произношу то, что давно вертелось на языке и свербело в мозгу. Впрочем, во всех остальных частях тела так же было неспокойно. На сердце, например.
Максим оборачивается через плечо и смотрит на меня с недоумением. Волнением там и не пахнет, раскаянием тем более, по большому счёту его удивляет скорее факт того, что я открыла рот и посмела произнести эту нелепицу вслух.
– Серьезно?
– Конечно, – позволяю себе ещё и изумиться. Я вообще что-то разошлась, если судить по его округлившимся глазам. – Ты так часто повторяешь это, а я ни разу всерьёз не задумывалась, хотя следовало бы. Причём, ещё год назад, когда твои командировки стали на столько регулярными, что в неделю мы стали видеться от силы один-два раза.
– Опять двадцать пять… – демонстративно закатывает глаза и отворачивается, недвусмысленно давая понять, что к очередной головомойке абсолютно не расположен.
Общаться с его затылком я, в общем-то, давно привыкла, от того ничуть не обиделась и, уж тем более не расстроилась, просто закончив мысль:
– Нет-нет, ничего такого. Все обсудили уже давно и неоднократно, на этом и разбежимся.
– Ага, конечно, – отзывается с ленцой и продолжает смотреть телевизор.
Услышал? Не услышал? Как-то уже и плевать.
Идёт какая-то тупая юмористическая передача, он периодически ржёт, как конь, а я неторопливо собираю свои вещи, начав со спальни.
Давно вышло из моды, никогда модным и не было, а вот это демисезонное пальто на вещь уже толком и не похоже. После тщательного и безжалостного разбора пожитков, мусорных пакетов, заполненных хламом, было столько, что стало удивительно, в чём я вообще в люди выходила.
«А ты выходила?»– ехидничает внутренний голос мимоходом, неожиданно решив почтить мою голову своим присутствием.
Где ж ты раньше был? – вздыхаю и продолжаю.
Не дрогнула рука ни над альбомами с фотографиями, ни над рамками, ни над свечами и прочими милыми безделушками-пылесборниками, которых за полтора года, что я жила у него, накопилось прилично.
Пока сметала в пакеты всё, что попадалось под руку, накатило какое-то тупое безразличие, а ему на смену пришло удивление.
Что я вообще тут делала? Зачем согласилась переехать за шестьсот километров, от друзей, от родных, зачем уволилась с любимой работы? Чтобы сидеть дома, готовить, стирать и бесконечно ждать его возвращения? Да он в моем родном городе проводит больше времени, чем тут, мотаясь туда почти каждую неделю.
К сожалению, началось это не сразу. Поначалу всё шло хорошо, я, как это принято у влюблённых дур, была на седьмом небе от счастья, планировала свадьбу и наводила уют в его холостяцкой берлоге. Но не прошло и трёх месяцев, как командировки постепенно участились, затем стали более продолжительными, пока я не осознала, что большую часть времени провожу в одиночестве и бесцельных прогулках по городу, который так и не стал домом.
Свадьба, ожидаемо, отошла на второй план. Мне страстно хотелось его участия в процессе планирования, а ему по приезду только горячий ужин, секс и минимум разговоров. Спустя еще полгода, каждое его возвращение начиналось с выяснения, когда это, чёрт возьми, прекратится и каждый раз заканчивалось одной и той же фразой: не нравится – уходи.
– Снежка, есть чего пожрать? – кричит из комнаты, но я даже головы не поворачиваю на звук, сосредоточенная на сборах. – Эй, я с тобой разговариваю, – ворчит, появляясь в комнате. Топчется на пороге и задаёт по максимуму идиотский вопрос: – Ты что, уборку затеяла на ночь глядя? В моё отсутствие у тебя на это времени не нашлось? – без претензии, конечно, обойтись не мог.
Я только усмехнулась и покачала головой, решая, выбросить маечку или пойдет для дома.
Всё старое, дряхлое и бесполезное – в прошлом!
Волевое решение принято, выцветшее тряпьё летит в мусорный пакет, в чемодан же я бережно упаковываю роскошное бежевое платье-комбинацию, в котором по своей наивности мечтала когда-нибудь сходить на ужин в приличный ресторан.
– А чемодан зачем? – уточняет грозно.
Даже странно, не думала, что обратит внимание.
– Макс, я ушла от тебя пару часов назад, – отвечаю со вздохом, глядя на него, как на идиота.
– В смысле ушла? – хмурится, скрестив руки на груди, и в самом деле выглядит по-дурацки, но я терпеливо поясняю:
– В прямом. Ты сказал: не нравится – уходи. Я ответила – ты прав. Мне не нравится, и я ухожу.
– Ты совсем офигела что ли? – рявкает неожиданно, с силой пнув чемодан и прокатив его таким нехитрым образом до самого окна. – Мы помолвлены, вообще-то, или для тебя это пустой звук?
– О, смотрите, кто вспомнил о помолвке, – несколько истерично хихикаю, снимаю кольцо и протягиваю ему, – держи, больше не помолвлены.
Буду лицемеркой, если скажу, что моё сердце в тот момент не дрогнуло. Но оно так давно слабело, было так измучено затяжным одиночеством, в нём было столько обиды и разочарования, что очередная рана не принесла особенно много боли. Одна из многих. Переживу.
– Завязывай с этим цирком, – морщится, заталкивает руки в карманы, не принимая его. – И выкидывать всё своё барахло, чтобы потом сказать «дорогой, мне нечего надеть». Этот фокус не пройдёт.
– Терпеть не могу фокусы. Думала, ты в курсе.
Договариваю это и понимаю, что ни черта он обо мне не знает. Ни что я люблю, ни чего ненавижу, о чём мечтаю, чего боюсь. Не знает даже того, как я жила тут без него всё это время, о чём думала, от чего плакала, над чем смеялась. Ему просто неинтересно.
– Я выкидываю старые вещи, которые нет смысла тащить с собой, – поясняю, потому что он всё ещё ждёт от меня какой-то реакции на своё едкое замечание.
– Ты никуда не уедешь, – и снова это удивление в голосе и ничего кроме. – С какой стати? Я люблю тебя и вообще.
– И вообще, это брехня, – отбиваю жёстко, устав от его странным образом инфантильного чувства собственничества. Вроде бы и против моего отъезда, но как-то чувствуется, что не впечатлён. – Ты любишь приезжать, и чтобы кто-то за тобой ухаживал. А чем и с кем ты занимаешься, когда отсутствуешь – ещё большой вопрос.
Последнее говорю не для того, чтобы затеять очередную ссору, нет. Как раз-таки наоборот.
– Отлично, теперь ты ещё и ревнуешь, – закатывает глаза и идёт на кухню, загремев посудой, а я наконец-то продолжаю сборы. Слишком предсказуемо.
Забавно, но самым сложным оказалось не избавление от фотографий: острое лезвие воображаемого кинжала пронзило моё сердце при разборе в ванной комнате. Все эти причудливые разноцветные баночки с кремами, лосьонами, масками, скрабами, гелями… я люблю вас. И буду очень сильно скучать, правда, но, чёрт возьми, я не ишак, чтобы тащить на себе эту тяжесть. К тому же, квартиру было решено оставить в первозданном виде: никаких личных вещей, кроме его одежды. Ничего, что могло бы хоть мало-мальски указать на моё добровольное заточение, включая меня саму.
