Впервые за тридцать пять лет руководства Синдикатом Крайм-О наследный принц криминальной империи сёгун Садахару Моримото чувствовал страх. Не просто страх. Нечто худшее. Леденящий, сковывающий душу и тело, ужас. Тошнотворную, свернувшуюся шерстяным клубком в желудке, панику, кисло-жгучую, как отрыжка от застарелой язвы желудка.
В своем кабинете, расположенном на двадцать седьмом этаже штаб-квартиры Синдиката, босс Моримото стоял у затененного окна, сложив руки за спиной и переплетя пальцы, и смотрел на улицу. По блекло-зеленому, будто разукрашенному нежнейшей акварелью, выпуклому небосводу, катились два апельсина солнц, и в преддверии ночи зеркальные высотные здания, утопающие в буйной пурпурно-фиолетовой листве, отбрасывали на розовые тротуары двоящиеся, чернильно-синие, распухшие, змеящиеся тени.
Около парадного входа в здание штаб-квартиры Синдиката собралась группа людей, человек четыреста, в белых бахромчатых балахонах, украшенных сверкающими блестками. Через дорогу, у кованых ворот Центрального Парка, собралась еще одна подобная группа. И еще множество подобных групп, насколько хватало взгляда Моримото, рассредоточились вдоль Главной Магистрали, которая вела в Центральный Би-порт Луизитании, ныне закрытый.
Белые бахромчатые люди захватили и перекрыли не только магистраль, а заняли весь город. Белые блестящие бахромчатые люди не размахивали плакатами, не протестовали, не устраивали митингов или пикетов, не выдвигали требований. Они вообще ничего не делали. Просто пели и танцевали. А еще – ждали. Ждали сутками. Ждали неделями. Ждали месяцами. Ждали, пока очередной из них не падал замертво от истощения и недоедания. А остальные продолжали ждать.
Ждать. Ждать!
Ждать возвращения Короля.
Помимо страха, Моримото постоянно испытывал лютую, кипящую, как смола, злобу. Главным образом, на себя самого. Как он мог упустить момент, когда фарс превратился в трагедию, в катастрофу, напрямую затрагивающую жизни сотен тысяч, даже миллионов людей. Что куда важней, в прямую, непосредственную угрозу Синдикату!
А как замечательно начиналось и развивалось сотрудничество Культа и Синдиката. Храмы Короля и закусочные, торгующие религиозными символами Культа, Священными Гамбургерами, росли по Луизитании, как галлюциногенные грибы после кислотных дождей. Люди съезжались со всей Империи, чтобы присоединиться к Культу. Вожди Культа обирали несчастных до последней нитки, оставляя нищими и голыми, без средств к существованию, забирали деньги себе и не забывали выплачивать по-королевски щедрую мзду Синдикату за покровительство.
Доколе Культ исправно платил Синдикату, верхушку Крайм-О не волновало положение оболваненных сектантов. С какой, собственно, стати. Синдикат был коммерческой, а не душеспасительной организацией. Вдобавок, Моримото не сомневался, что внезапная и абсурдная популярность Культа скоро сойдет на нет, и оттого всем заинтересованным лицам следовало ковать железо, пока горячо.
Потом вдруг прекратились выплаты со стороны вождей Культа. Следом выяснилось, что так называемые вожди – лишь подставные лица, дутые фигуры, марионетки в чьих-то умелых руках. Имена подлинных вдохновителей и руководителей Культа оставались тайной, и Моримото не сумел добиться ни малейшей ясности в этом вопросе даже использовав всю мощь своей криминальной империи.
Невероятно.
Дела шли хуже и хуже. Вдруг выяснилось, что логово Синдиката, столица Луизитании (в стародавние времена Федерации – Федеральная Тюрьма, в память о чем столица и, собственно, единственный город Луизитании до сих пор носила официальное название ФТ №1892) оккупирована, по меньшей мере, четырьмя миллионами сектантов. Абсолютное большинство приверженцев Культа были больны, безумны, брошены на произвол судьбы своими страдающими, разоренными семьями. Весьма немногих удалось вернуть домой. Тогда же, после целого ряда неприятных инцидентов, выяснилось, что разозленные культисты быстро превращаются из умственно отсталых, меланхолических зомби с промытыми мозгами в необычайно опасных кровожадных ублюдков, готовых прикончить всякого, кто станет у них на пути.
Во избежание массовых беспорядков с непредставимым результатом, Синдикату пришлось обеспечивать культистов каким-никаким питанием, а также кровом и пристанищем. Роскошные отели были набиты сектантами, казино, бордели и наркопритоны простаивали, неоновые вывески потухли, иссякли золотые фонтаны, изливающиеся розовым шампанским. Синдикат нес катастрофические убытки.
И все же, колоссальный финансовый ущерб был далеко не самым худшим.
Худшим, то есть по-настоящему плохим, была ожившая статуя Короля в главном храме Культа, в Пятом Секторе, на Рю де Лав. В двести футов высотой, отлитая из чистого золота, высшей пробы, с глазами из сапфиров и рубиновыми губами, статуя смеялась, играла на гитаре, танцевала и пела. Так продолжалось вот уже три стандартных месяца без перерыва. Днем и ночью, круглосуточно, без перерыва, Король исполнял свои Лучшие Хиты.
Во всяком случае, именно так именовали эту разновидность религиозных гимнов сами сектанты. Разобрать, о чем поет статуя, было невозможно, поскольку пела она на старинном наречии, архаичном диалекте, некогда довольно распространенном, но полностью вышедшем из употребления уже в эпоху ранней Федерации, после Последней Мировой Войны. Получивший великолепное образование Моримото угадывал в этом наречии крайне искаженную чеканную латынь. Пришлось постараться, чтобы разыскать специалиста по древним языкам. После перевода выяснилось, что Король, в сущности, исполняет легкие любовные песенки. Ничего зловещего.
Суть наваждения едва ли заключалась в словах песнопений, а, скорее, в ритмах и мурлыкающем голосе самого Короля, который пробирался под черепную коробку прямо в мозг и жалил, будто змея. Даже в своем офисе, за три мили от храма Короля, Моримото слышал его пение, пусть и почти полностью приглушенное защитными звуконепроницаемыми экранами. Стены вибрировали, заставляя сёгуна время от времени непроизвольно дергаться и притоптывать ногой в такт пению. Как и его приближенных. Как и преданных солдат на их постах.
Чудовищно. Слуги Моримото давно умоляли его покинуть город и перебраться в столицу, где у него имелись чудесные, роскошные, спокойные апартаменты. Но как он мог оставить любимый город на растерзание странному, безжалостному врагу. Это означало принять поражение и дезертировать, а Моримото не привык сдаваться без боя.
После того, как статуя в начале года ожила во второй раз, Моримото продержался почти месяц, затем собрал приближенных и велел принять немедленные меры.
