– История твоя с душком, – проворчал Те́рри, втолкнув тощего дале́та в вагон. О снятом минуту назад шлеме он успел пожалеть, хотя ветерок приятно холодил взмокший затылок. Далета щедро обсыпали дезинфекционным порошком, обдули и выдали ему чистый комбинезон, но избавиться от разъедающей глаза вони это не помогло.
– Технический отстойник, – громко сказал Мельо, вытряхивая из рыжих волос дезинфекционный порошок. – По планам место, откуда я выловил этого тушканчика, называется техническим отстойником. Прошу так в отчёте и указать.
– Как выгребную яму не назови, – злорадно заметила бойкая Рина. – Запах славы будет преследовать тебя до конца.
На пассажирский монорельс с таким ценным грузом их не зарегистрировали, вписав в маркированный крематорский поезд. Придется ехать зиг-загом, с четырьмя остановками по двадцать минут. Но, после недельного высиживания далета в полузаброшенном секторе, Терри был счастлив возможности уехать даже на труповозке.
Разместили их в полупустом вагоне с широкими металлическими стеллажными полками, приваренными к стенам. В дальнем левом углу на них громоздилась пара десятков рассохшихся ящиков с маркировкой текстиля, а в правом валялась куча ржавого металлолома. Пол, зашитый разномастными кусками композита, опасно проседал под ботинками. Замызганные вытертые сидения нашлись по бокам вагона. Напротив, у узкой двери их было четыре, а со стороны действующих грузовых ворот только два. Ржавые квадраты с дырами от креплений на полу подсказывали, что кому-то два других сидения оказались нужнее.
Терри подошел к дальней паре кресел, проверил крепления и усадил далета в угол, пристегнув наручниками к перекладине. Кастовик с момента поимки не прекращал скалиться, старательно демонстрируя полукомплект гнилых зубов, и всё заглядывал в глаза. Поведение для низшего нехарактерное и неправильное, но они и ловили сбоящий «образец». Тут одного взгляда достаточно, чтобы убедиться, что у этого далета не все в порядке с головой. А насколько его ненормальность подходит под нужды учёных, пусть сами и выясняют.
Мельо и Рина всё упражнялись в остроумии на платформе, как вдруг их прервал грохот. Терри обернулся и увидел медика, который распластался у входа в вагон. Севар, который шёл следом, поспешил поднять сослуживца в функциональное положение.
– Команды лежать не было, – буркнул Терри.
– Платформа ходуном ходит… – хмуро оправдывался Бальдр. Терри выглянул за спину медика и нашел платформу совершенно неподвижной, и более того – вровень с полом вагона, что на окраинах Воратума было редкостью. Бальдр тряхнул головой и поднял на Севара красные глаза.
– Откуда царапина? – возмутился медик, тыча перчаткой в район уха Севара. Седой силовик автоматически отклонился, чтобы не получить оплеуху, и усадил Бальдра на кресло у входа. То, что медик принял за царапину, было следом подшлемника на лбу. – Знаете какую головомойку мне устроят за ваши царапины? А вас на недельный карантин посадят. Тут же где-то эпицентр был…
– М-м-м, карантин, – мечтательно пропел Мельо, заходя в вагон.
– Твои истории про древнюю эпидемию и могильник заразных торнежских мумий мы за неделю наизусть выучили. Ужаснулись, свыклись и смирились, – отозвалась Рина, принимаясь рассматривать лоб Севара. Седой силовик не был рад вниманию к своей персоне, но к манипуляциям Рины отнесся более благодушно. – Успокойся, Бо-бо. Нет там ничего, вмятина только.
– Ты в курсе, что у тебя зрачки разные? – спросил Терри, рассматривая медика.
– Когда давка началась, мне намордник сбили. Наверное, схватил дозу, – отозвался Бальдр.
– Прогноз?
– Не летальная, иначе бы уже в конвульсиях бился. Похоже на легкое отравление.
– Тор.. Тордэш.. шма, – старательно прошепелявил из своего угла далета.
По платформе пронесся длинный гудок. Двери с лязгом закрылись, поезд дернулся и стал плавно набирать скорость. Через пять часов они будут в Башне.
Севар терпеливо вынес осмотр, а Рина технично отвергла все попытки медика наказать седого силовика. Бальдр успокоился, и команда расселась по местам. Рину оставили присматривать за медиком у дверей, остальные пошли в компанию к далету. Мельо отвели почетное место рядом с добычей, а Севар сел у прохода. У седого силовика была патологическая нелюбовь к углам, он подсознательно занимал позиции, с которых просматривалась местность, будь это дорожная развилка или центральное эргокресло в рабочем зале. Вбитая в голову при обучении у Бирна и абсолютизированная с возрастом предосторожность, выполняемая автоматически, не раз оказывалась полезной, поэтому в бытовых мелочах излишнюю привередливость и неуступчивость Севару прощали. Терри сам прошел Бирна и хорошо помнил его методы, но у него таких привычек не появилось. По крайней мере, он думал, что не появилось.
Терри занял место у дверей вагона, напротив далета. Устроившись на узком скрипящем сидении, он нахлобучил шлем и занялся отчётом, который планировал сдать по приезду в Башню. Связь работала отвратительно, а в шлеме был хоть какой-то шанс подключиться к стабильному каналу. С удовольствием Терри выставил статус на «выполнено». По разным причинам половина его дел висела мертвым грузом в приостановленном статусе. Он постоянно прорабатывал новую информацию, перепроверял факты, но обычно такие дополнения не давали ответов на старые вопросы и, к тому же, открывали новые. Поэтому закрытие заявки от учёных вызывало искреннее удовольствие. Положительно выполненное дело повысит его шкалу полезности, накинет несколько баллов, которые пригодятся на переаттестации. С выполнением задания можно будет прекратить общение с Четвёртым приоратом, удовольствием это было малоприятным.
Эсска, наконец прогрузив данные об итогах, запросила ворох информации и предложила шаблоны действий. Терри подготовил уведомления, чтобы передать далета в руки учёных Четвёртого сразу на платформе буфера. С синхронизацией вышла заминка, а потом пришел отказ, эсска по-прежнему работала на минимальной мощности. До стольни района далеко, да и там наверняка всего пара дохлых операторов. Неудивительно, что всю операцию они просидели в информационном вакууме.
Без поддержки системы отчёт не собирался. Это раздражало, так же как налипший на спину нижний костюм, или смердящий далета, или монотонный бубнеж под ухом. Мельо рассказывал что-то Севару, который, судя по взгляду, если не спал, то точно не слушал.
Поезд с воем въехал в тоннель. Освещение вагона со своей задачей справлялось плохо, а эсска отключилась вовсе. Терри перевел взгляд на очертания Мельо и постарался вслушаться в то, что тот рассказывал. Севар развернулся к проходу, то и дело отвлекаясь на движения на периферии – в полутьме незакрепленный лом дрожал и гремел на полках. Мельо воспринял действия сослуживца за молчаливый интерес, поэтому готов был разбиться в лепешку, чтобы получить похвалу от Севара. Рыжий развивал теорию о том, что ширина посадки глаз напрямую связана с характером. По его мнению, чем глубже глаза утоплены в череп и чем ближе сведены, тем больший человек садист. Если при рождении ему не досталось пропорции «глаз между глаз», то выбора у него не оставалось – глаза теснили мозг и давали больше зрительных искажений. Размышления Мельо тянули на строгое замечание в личное дело от главного идеолога Первого приората, которого он, кстати, приводил в пример.
