В ее ответе была глупость всех баб мира. На мой вопрос: «Куда ж ты разогналась-то?», она, протаранив мой багажник, сказала:
– Я задумалась.
Глядя на нее, этого не скажешь. Она походила на всклоченную птицу, только что принявшую грязевую ванну. Серые короткие волосенки дыбом, жуткие бифокальные очки, грязноватые джинсы и, наконец, то, что окончательно заставило меня усомниться в ее адекватности: разная обувь. На правой ноге мятая тапка без задника, на левой – вполне приличная узконосая туфля на каблуке.
– Я задумалась, – повторила она.
– И перепутала тормоз с газом, – язвительно подсказал я.
– И перепутала тормоз с газом, – послушно повторила она.
– Дура! – заорал я – Да всей твоей раздолбанной четверки не хватит на мой бампер! – Тут я слегка преувеличил. Во-первых, бампер принадлежал довольно заезженной «аудюхе», во-вторых, а это главное, принадлежал раритет не мне, а директору школы, к которому я не далее как вчера навялился в шоферы, получив при этом щедрые две тысячи прибавки к жалованью учителя истории.
– Я заплачу, – пролепетала жуткая тетка, – только сейчас у меня нет.
– А завтра будут, – съерничал я.
– А завтра будут, – эхом ответило создание.
Сзади образовалась пробка. Меньше всего мне хотелось видеть людей в погонах, будь то гаишники или менты. В моем положении эта встреча могла закончиться чем угодно. Я слишком долго мешался с тенью. Я выбрал этот заштатный городок и уже месяц как привыкаю к жизни добропорядочного учителя истории. Нужно было скорей разводить ситуацию, пока гайцов не осенила мысль выехать на место происшествия. И все-таки я не удержался и почему-то шепотом на маленькое ухо, лишенное хоть какой-нибудь сережки, спросил:
– А откуда?
Эта драная ворона поманила меня пальцем с обгрызенным ногтем и так же шепотом, так же на ухо, сказала:
– Завтра мне заплатят за книгу.
– Купи себе башмаки, – заржал я.
– У меня есть! – вдруг довольно зло заорала она, и, задрав ногу в тапке как-то очень высоко, помахала ею у меня почти перед носом. – А это – давить на газ!
Из объезжающего нас «круизера» послашалось ржание. В следовавшем за ним «мерсе» сквозь тонировку лобовухи скалились две бритых рожи и улыбался стафф. Чтобы последнее слово не осталось за ней, я крикнул:
– Флаг тебе в руки, ветер в спину!– но эта дура успела стянуть с меня бейсболку, сунула туда что-то и ловко натянула ее на мою голову, которая, кстати, находилась на высоте метр девяносто от земли.
– Швабра!– не остался в долгу я, отметив, что она не намного ниже меня и худа как щепка.
***
История не мое хобби. Просто очень много лет назад, еще подростком я ездил в археологические экспедиции, ползал с кисточкой по раскопкам, а потом довольно легко поступил на исторический факультет университета. Поняв через три года, что кроме пыльного архива или учительских подвигов мне это образование ничего не сулит, я запил недели на две, а потом ушел в армию. Служил я, конечно, в десанте. До сих пор об этом не жалею, хотя те три года исторического столичного образования дают мне сейчас возможность быть не тем, кто я есть на самом деле. Я лихо провожу уроки истории, а провинциальным детям еще ни разу не удалось вывести меня из себя. Конечно, мне хотелось бы думать, что они меня уважают, но все-таки, они скорее меня боятся. При моем гренадерском росте я вешу сто килограммов, а в армии, вдохновленный примером сержантов, научился сильно повышать голос. Но никому и никогда в классе не пришло в голову проверить силу моих легких. Я легко ношу маску спокойного, приветливого, интеллигентного учителя, несущего хорошие знания в эти не слишком сообразительные головы.
Денек не задался. Утром я порезался, бреясь опасной бритвой. Каждый выделывается по-своему. Я не могу позволить себе «мерс», даже старый. Я тихий, добрый учитель, поэтому утром бреюсь только опасной бритвой. Я не могу носить оружия, поэтому предпочитаю опасную бритву, пусть только для бритья. Бреюсь я каждое утро, потому что раньше носил бороду. Потом эта дурацкая авария. Гнутый бампер и не сильно мятая задница для меня ерунда. Я сам сделаю кузовной любой сложности, потрачусь только на краску. Не ждать же пока эта оглобля получит гонорар за свой шедевр. Хуже другое. Уж очень колоритной парочкой мы выглядели на дороге. Она, в разной обуви, в жутких окулярах, махающая страусиной ножкой, ее четверка со следами дурной привычки давить на газ, и я – орущий гоблин, длинным козырьком бейсболки старающийся прикрыть свое лицо. Не люблю происшествий, и особенно не люблю свидетелей.
Стараясь быть незамеченным директором, я с грацией слона прошмыгнул мимо учительской, и скрылся в классе. Директора зовут Владимир Ильич. А фамилия – Троцкий. Это – самая распространенная тема для шуток, как в стенах школы, так и за ее пределами. Причем до моего появления в школе посмеивалось над этим только взрослое население школы. Свой первый урок я посвятил тому, что объяснил не слишком благополучным детям, в чем исторический конфуз ФИО их директора. И рассказал пару анекдотов на эту тему. Дети вежливо посмеялись, но материал усвоили. С тех пор я к каждой теме припасаю анекдот и с него начинаю урок. У меня даже завелась пухлая тетрадка, куда я записываю анекдоты на исторические темы. Опрос тоже начинаю с анекдота, прося разъяснить к какой эпохе относится опус. Некоторые так втянулись в эту игру, что сами начали сочинять байки. Я ответил тем же. Теперь мои уроки напоминают капустники, правда, взрывы хохота звучат только санкционированно и по делу. Все-таки они меня боятся.
Сегодня в десятом «в» новенький. Я у них классный, поэтому познакомиться еще успею. Какой-то он слишком гладенький, причесанный. Рубашка белая и ногти чистые. Не нравится мне этот хмырь. Дело в том, что именно мой класс самый неблагополучный в школе и даже в городе. Здесь собрались те, кого выперли из других школ после восьмого и те, кто решил добалбесничать до одиннадцатого, не утруждая себя среднеспециальным.
– Тема, – рявкнул я, – 42 год, Сталинградская битва. Кто слышал про это? – Руки подняли почти все, кроме новенького и Вовочки Брецова. К сожалению, в моем классе есть классический Вовочка. Меня, правда, это не колышет, но другим достается. Все бы ничего, да папа у него большая шишка и наш Ильич у него под колпаком. Поэтому сынок регулярно переползает из класса в класс со вполне приличными оценками. Ростом он с меня, только рыхлый, с маленькой головой, и лицом дегенерата.
– Что, Вован, не слышал про такое? – тихо поинтересовался я.
– Штирлиц?… – заискивающе проблеял сын своего отца.
– Слушай, Вован, слушай…
