Его Мудрейшество последователен
Если бы не рассказы Мудрейшего, принц Рени, принцесса Лаэнца, мидав Золто и малыш Саватор по прозвищу Синий Жук не вернулись бы во дворец до самого ужина. Да и к ужину – тоже. Причиной тому была весна, внезапно посетившая Аштарские горы и, увы, по всем прогнозам кратковременная. Тёплый ветер принёс с ливарийских лугов ароматы первоцветов. Ошалевшие от неожиданного тепла птицы заверещали в кружевных зарослях. Бабочки, мухи и мошки бесстрашно вырвались из ледяного плена. Водопад у дороги ожил и зазвенел, обещая вскоре превратиться в бушующий поток.
В такую погоду хотелось бродить по узким тропкам, дышать благоухающим весенним воздухом, ловить зазевавшихся насекомых, чтобы немного подержать на ладони и снова выпустить на волю. Однако едва гувернантка сообщила о приезде его Мудрейшества, дети наперегонки бросились в Большой каминный зал.
– Хотите знать, что было дальше? – ухмыльнулся Мудрейший, едва завидев воспитанников.
Ему никто не ответил. Все знали, что спрашивает он просто так. О том, как давно дети ждут продолжения истории, во дворце не слышал только глухой.
– Что ж, – его Мудрейшество с юношеской ловкостью прыгнул в любимое кресло и кивком головы пригласил слушателей занять места у камина, – сегодня я расскажу вам о том, как его Величество Витас Первый… Впрочем, не буду забегать вперёд. Последовательность – едва ли не главное в рассказе, друзья мои. Слушайте же! Тот день выдался ярким и солнечным, что нередко бывает в первой половине осени…
День выдался ярким и солнечным, что нередко бывает в первой половине осени, и, когда ночь окутала горы, ни единое облачко не заслоняло крупную белую луну.
Когда трое конных миновали частокол, символически ограждавший поселение, в домах уже не горел свет. Лишь из-за ворот придорожного трактира доносились отрывистые выкрики.
Первый всадник откинул капюшон, и тень на покосившемся дощатом заборе обнаружила женские черты: аккуратную головку, тонкую шею и выбившиеся из причёски длинные пряди.
Женщина кивнула одному из провожатых:
– Пора, Фили. Когда разыщешь того господина, скажи, что Данория Палле ожидает его на постоялом дворе…– она покосилась на вывеску, прибитую к почерневшим доскам, – … на постоялом дворе «Логово вепря».
– Не опасно ли вам здесь оставаться, госпожа? – голос у Фили был совсем юный.
Та, что называла себя Данорией Палле, тряхнула головой:
– Не теряй времени, мой мальчик! Я буду ждать его сегодня же, в какой бы час он ни явился.
– Что если он не придёт, госпожа? – спросила Данорию вторая спутница, провожая юношу взглядом.
– Он придёт, Дора, – убеждённо заявила хозяйка. – Этот человек ненавидит загадки, и сразу захочет узнать, кто назначил ему свидание в столь позднее время.
Сказав это, госпожа Данория уверенно постучала в ворота. Не дождавшись ответа, она забарабанила громче, и вскоре внутри завозились. Лязгнуло железо, скрипучий голос поинтересовался:
– Кого принесла нелёгкая?!
Дора намеревалась что-то ответить, но хозяйка жестом приказала ей молчать. В ворота протиснулась седая голова трактирщика, похожего на хорька, пойманного в курятнике.
– Кого принесла нелёгкая, ядрёный пень?! – прошипел мужичишка, вглядываясь в темноту.
Госпожа Данория молча протянула ему свиток.
Дорожная грамота, в которой значилось, что советница варийского короля, Данория Палле следует из Варии в Миравию с дипломатической миссией, открывала перед ней все двери. И неважно, что миссия была вовсе не дипломатической, а печать на грамоте – поддельной. Госпожа Данория действительно следовала из Варии в Миравию, но об истинной цели её путешествия хозяину знать не полагалось.
Пока трактирщик суетился, показывая знатной даме лучшую комнату, выгодно отличавшуюся от прочих полным отсутствием крыс и малым количеством постельных клопов, Дора принесла кувшин с горячей водой, чтобы госпожа могла умыться с дороги. Данория велела хозяину держать её визит в тайне, нисколько не сомневаясь, что уже к утру о нём будут знать не только на постоялом дворе, но и далеко за его пределами. Раскрытие инкогнито её, впрочем, ничуть не заботило. Госпожа Данория рассчитывала покинуть гостеприимное село раньше, чем первые лучи солнца выглянут из-за верхушек деревьев. Но прежде следовало дождаться посетителя, который непременно придёт, когда Фили сообщит о её приезде.
Умывшись восхитительно тёплой водой, о которой в минувшие дни можно было только мечтать, госпожа Данория села за крошечный столик с принесённым специально для неё мутноватым зеркалом, выставила перед собой фонарик Тафеля и приступила к ежевечернему ритуалу, выполнять который во время путешествия было затруднительно. На лицо и шею она нанесла толстый слой жирного крема, под глаза – лёгкую эмульсию с лепестками васильков и экстрактом пустынного грашника1. Кремы госпожа Данория не покупала – смешивала сама. Это было одним из немногих доступных ей развлечений.
На виски и запястья женщина брызнула по несколько капель любимых духов. Аромат жасмина, нагретого полуденным солнцем, был тонким мостиком, связывавшим её нынешнюю с той беззаботной девушкой, которой она была много лет назад.
– Мне скоро сорок, – проговорила Данория, обращаясь скорее к собственному расплывчатому отражению, чем к Доре, полировавшей башмаки шерстяной тряпочкой.
– Вам больше тридцати не дашь! – тотчас отозвалась служанка, и у хозяйки не было повода сомневаться в её искренности.
Говоря о возрасте, она имела в виду вовсе не внешность. Минувшие годы не превратили её в старуху. Несмотря на высокий рост, госпожа Данория по-прежнему держала спину прямо. Её подбородок не утратил прежнего изящества, а крупный нос с горбинкой, доставлявший хозяйке немало хлопот в юности, теперь казался верным признаком благородного происхождения.
Нет, с годами Данория Палле стала, пожалуй, ещё красивее, а потому сожалела она вовсе не об утраченной молодости.
Госпожа Данория потеряла нечто куда более важное, чем тонкость талии или блеск глаз. Больше десяти лет она провела не так, как хотела. И никакие чудодейственные кремы не могли вернуть эти годы.
– Скучаешь по дочери? – Данория знала, что Дора скучает. Женщина сопровождала её лишь затем, чтобы встретиться со своей Ришей, которая, если верить слухам, служила теперь в миравийской армии.
– Она в Миравии, госпожа, – вздохнула служанка. – Скоро я её найду. Вы тоже найдёте, не сомневайтесь!
В дверь поскреблись, и детский голос Фили доложил:
– Я привёл того господина. Прикажете позвать?
Кивком головы Данория велела служанке выйти:
– Зови, Фили. Я давно его жду.
Мужчина вошёл и осмотрелся. За дверью кто-то пронзительно завопил. Визитёр напряжённо прислушался, закатил глаза, после бросил беглый взгляд на фонарик Тафеля и оглядел комнату со сдержанным любопытством. Наблюдавшая за ним в зеркало Данория отметила, что он нисколько не постарел, только отрастил острую чёрную бородку, добавлявшую лицу мужественности.
