[1]
Большинство людей думает и рассуждает не для того, чтобы исследовать явления жизни, а потому, что спешит найти для своей мысли спокойную пристань, торопится установить различные «бесспорные истины». Эта поспешность фабрикации бесспорностей особенно свойственна критикам и весьма вредно отражается на работе беллетристов. В глубоко ответственной работе литераторов аксиоматичность, догматизм и вообще «кустарное» производство бесспорностей неизбежно ведёт к ограничению, к искажению смыслов живой, быстро изменяющейся действительности. Мудрый человек Энгельс совершенно правильно указал, что «наше учение – не догма, а руководство к действию»[2], а все наши действия по общему их смыслу сводятся к «изменению старого мира», к созданию нового. Мы живём и работаем в эпоху сказочно быстрых процессов разрушения «старого мира», – процессов, причины коих были всесторонне, тщательно изучены и предуказаны. Разрушаются – «изжили себя» – классовые общества. Ещё недавно они хвастались своей железной стойкостью, принимая обилие социальных пороков за наличие творческих сил. В наши дни буржуазия всего мира, наглядно обнаруживая бессилие, бездарность, демонстрирует единственную силу свою – политический цинизм. Выдвигая на посты своих вождей авантюристов, прибегая к террору как единственному приёму самозащиты, лавочники всех стран объявили единственным средством спасения своего фашизм, то есть организацию различных отбросов человечества (жуликов, истериков, дегенератов и людей, ошеломлённых страхом гибели от голода) в армию бандитов, которые под командой полиции должны истреблять силу здоровую, способную к социальному творчеству, – революционный пролетариат. Мы, литераторы Союза Советов, недостаточно ясно представляем себе смысл и значение процессов распада сил буржуазии и её попыток создать защиту себе из продуктов распада. О жизнеспособности, талантливости, о мощных запасах творческих сил пролетариата с неоспоримой очевидностью говорят миру шестнадцатилетний героический труд пролетариев Союза Советов и фантастические результаты этого труда. Мы, литераторы Союза Советов, всё ещё не имеем должного представления ни о степени мощности этого труда, ни о разнообразии и обилии его успехов. Мы забываем, что наша страна ещё недавно была варварски малограмотной, глубоко отравленной всяческими суевериями и предрассудками, что одной из характерных её особенностей является долговечность древних уродств – «пережитков старины».
Ещё не так давно в нашей стране соха заменена плугом и, как всюду в мире, мы тратили массу труда и времени для натачивания различных режущих инструментов. И вот у нас в наши дни открыто, что любой режущий инструмент может самозатачиваться в процессе его работы, что даёт нам сотни миллионов экономии во времени и ни материале. Этот факт – как многие подобные – малоизвестный, – является достоверным доказательством в пользу нашей способности не только догнать, но и перегнать мощную технику Европы и С. Америки. Мы уже обогнали буржуазию количеством интеллектуальной энергии, и у нас, как нигде в мире, заботятся о повышении качества её. Мы будем обгонять буржуазию не только потому, что она уже пресытилась техникой и, за исключением техники истребления людей, отказывается от дальнейшего развития техники производства общественно полезных вещей, находит её разорительной, порицает, проклинает. А в это время у нас быстро растёт количество людей, которые понимают, что всякое новое открытие в области техники есть открытие взаимодействия сил существующих, но ещё не освоенных нами. С полной, крепко обоснованной нашим трудовым опытом уверенностью можно сказать, что мы работаем в мире возможностей, которые безгранично превышают всё сущее, всё созданное тысячелетиями разнообразного человеческого труда. У буржуазии этой уверенности нет, буржуазия уже и не нуждается в ней. Она уже сокращает в своей среде рост количества интеллектуальной энергии, заменяя эту энергию воспитанием в людях зоологической воли к самозащите, к защите мещанских гнёзд, нор, логовищ. Все её стремления в теории и практике сводятся к одному: как остановить пролетариат на его путях к власти? Как обессилить его? Обессиливают, заставляя массы рабочих голодать, создавая из мелкой буржуазии фашистские шайки бандитов, убийц, истребляя наиболее энергичных вождей пролетариата. Для того чтоб наша литература поняла свою ответственность пред её страной и научилась достойно исполнять свой великий долг, необходимо внимательное и серьёзное изучение картины мира, современного нам. Стремление к расширению поля зрения, к познанию современной действительности и даже к повышению технической квалификации – такое стремление не очень заметно среди наших литераторов, особенно среди «признанных».
Из каких элементов слагается художественная литература, создание словами образов, типов, характеров, отражение посредством слов событий действительности, картин природы, процессов мышления?
Первоэлементом литературы является язык, основное орудие её и – вместе с фактами, явлениями жизни – материал литературы. Одна из наиболее мудрых народных загадок определяет значение языка такими словами: «Не мёд, а ко всему льнёт». Этим утверждается, что в мире нет ничего, что не было бы названо, наименовано. Слово – одежда всех фактов, всех мыслей. Но за фактами скрыты их социальные смыслы, за каждой мыслью скрыта причина: почему та или иная мысль именно такова, а не иная. От художественного произведения, которое ставит целью своей изобразить скрытые в фактах смыслы социальной жизни во всей их значительности, полноте и ясности, требуется чёткий, точный язык, тщательно отобранные слова. Именно таким языком писали «классики», вырабатывая его постепенно, в течение столетий. Это подлинно литературный язык, и хотя его черпали из речевого языка трудовых масс, он резко отличается от своего первоисточника, потому что, изображая описательно, он откидывает из речевой стихии всё случайное, временное и непрочное, капризное, фонетически искажённое, не совпадающее по различным причинам с основным «духом», то есть строем общеплеменного языка. Само собой ясно, что язык остаётся в речах изображаемых литератором людей, но остаётся в количестве незначительном, потребном только для более пластической, выпуклой характеристики изображаемого лица, для большего оживления его. Например, в «Плодах просвещения» у Толстого мужик говорит: «Двистительно». Пользуясь этим словом, Толстой как бы показывает нам, что мужику едва ли ясен смысл слова, ибо крайне узкая житейская практика крестьянина не позволяет ему понимать действительность как результат многовековых сознательных действий воли и разума людей.
