А ты не знала? Здание ФМО и соседнее называются «ослиные уши».
(Доминика)
Шёл третий из осознанных, устремлённых и стремительных этапов моей жизни. Первый, под названием «Построение билингвизма в отдельно взятом классе», начался в конце седьмого, когда в нашей школе, в подражание Минску, полным ходом создавался так называемый посольский, позже билингвистический, класс, обещавший всяческие поступленческие льготы (о коих я тогда не задумывалась) и широкие да глубокие познания во французском языке, истории, литературе, экономике и политике Франции (которые меня безумно вдохновляли). Мы усердно и нервно готовились к вступительным в него экзаменам. Часть меня была уверена, что заучка я уж точно поступлю, а другая, более могущественная часть паниковала.
В итоге поступила большая часть нашего класса «А», к ней прибавилась часть класса «Б», и мы заново принялись строить отношения в коммуне. Поначалу нас было 16 человек. После 34, когда не хватало парт и стульев, было радостно просторно – и тревожно, потому что вызывать могли чуть ли не каждый день на каждом уроке. Если же не было хоть нескольких человек, казалось, что нас покосила эпидемия. Впрочем, постепенно к нам стали добавляться люди из оставшихся поначалу за бортом и пришедших из других школ. После 9 класса часть ушла в другую специализацию. Буква нашего класса тоже постоянно менялась.
С этим периодом частично пересекался второй – «Призрак билингвизма бродит по инязу», он же – «Уйти во МГЛУ». Поразительно многие, однако на удивление не все соблазнились радужной перспективой поступления в иняз, я тоже. Ходили к репетиторам, на курсы DELF и DALF, после которых массово сдавали экзамены. Я сдала все ступени в 10 классе и не парилась, а ещё ездила на олимпиады. В 10 классе получила 2 место, в 11 – никакого, потому что ступила.
А потом решила, что слишком много знаю, чтобы метить не выше, чем мои одноклассники, и зимой окончательно надумала поступать на международные отношения. Пролететь было страшно и обидно, но училось медленно и с трудом.
И всё же – просто чудом, с самым низким баллом – я попала-таки на «Факультет восходящего солнца»: на пути к нему по утрам солнце светило мне в глаза. А по утрам туда нужно было но пару раз в неделю, потому что вторая смена сменой, а пары по расписанию начинаются тогда, когда их поставили.
Впрочем, смены меняются каждый год, и предстоящая первая меня очень радовала.
Был конец лета, и я возвращалась в общагу в Лошице, известной с недавних пор как Минский Китай. Даже shit-указатель на китайском у дороги появился. Подумалось, что и впрямь сбудутся факультетские шутки о воцарении Минской династии. Которая правит в Атаманской империи. А всё, что вокруг империи, – это Тьфутаракань. А началось всё, собственно, с моей общаги – нового 16-этажного дома с удобными просторными квартирами, построенного китайской диаспорой для китайских же студентов, которые в обычные общаги уже не помещались. После учёбы некоторые студенты из тех, кто не уехал на родину или ещё куда, расселились по собственным квартирам тут же, в Лошице, и стали основателями, работниками и клиентами роскошного торгового центра, прозванного в народе Лошиным рынком и восточным базаром, куда стали стекаться продавцы (и покупатели) всевозможных национальностей, преимущественно именно что восточных. А также принялись возводить новые высотки, которые, вероятно, должны были занять их соотечественники.
А общагу, наряду с китайцами, стали обживать и другие студенты, лишённые места в родных общежитиях, которым посчастливилось про это здание узнать, позвонить и прийти как раз в тот момент, когда там пустовала квартира (или требовались соседи). Администратором и заведующим связями с владельцами была 26-летняя Наташа, она же Ната, истинное сторожило общаги, первая белорусская поселенка, невероятно крутая, восхитительно уверенная в себе, всё знающая, повсюду успевающая и всегда на подъёме.
Ей нравились квартира, район и работа с людьми, поэтому она быстро установила все необходимые контакты и жила тут бесплатно в обмен на административные функции, а ради денег держала принтер-ксерокс, небольшое агентство по написанию рефератов, курсовых, дипломных, кандидатских, статей, выполнению лабораторных, переводов, припрягая задёшево студентов, курсы русского языка, которые проходили тут же, в одном из «конференц-залов», где также проводились вечеринки и другие занятия по заявкам. Ещё Ната курировала мелкие поставки китайских товаров (в основном, еды и других привычных бытовых мелочей) – сначала для общажных китайцев, а потом и для нас. И даже рассказывала, как эту еду готовить. А ко второму семестру прямо в общаге открылся аж магазин с товарами с непереведёнными этикетками. Продавцы, китайские студенты, впрочем, охотно инструктировали.
На последнем курсе Ната начала учить китайский и теперь постоянно совершенствовалась в нём, поражая новоприбывших свободой общения. Её даже принимали за свою из-за небольшого роста, высоких скул и хитрого прищура тёмных глаз. Она всегда была готова подсказать, где что интересного происходит, как решить ту или иную проблему, поругаться или конструктивно побеседовать с кем угодно, одолжить, кажется, какую угодно хозяйственную фигню. Её знал весь квартал, даже солидные китайские начальники порой обращались за помощью и предлагали помощь ей. И, кстати, одолженное всегда возвращали.
Наташа очень любила студенческую среду – кипение, движуху, молодость, оптимизм, веселье, атмосферу, насыщенную знаниями, информацией и её неустанным поглощением. Ей было в кайф расширять кругозор написанием курсачей и даже диссеров – по уже знакомым по предыдущей работе темам. И она помнила кучу фактов из того, о чём писала! Как-то она сказала, что работа помогает держать себя в тонусе и позволяет быть в курсе выставок, вечеринок, концертов, ярмарок, которые, благодаря наличию ассистентов из числа жильцов, есть время посещать, а бурление жизни вокруг наполняет энергией.
В общаге был спортзал, который мы любовно называли Потогонией. Там было несколько тренажёров, шведские стенки и зеркала, там же китайцы постоянно самоорганизовывались на групповые занятия по тайчи. Наташа мудро определила всех остальных в один подъезд, где жила сама, так что мы быстро познакомились и подружились. Нет, общаться с китайцами хотелось, вот только мы практически не знали китайского, а они – не все – не стремились совершенствоваться в русском: зачем, если кругом все свои? Наша Натовская группировка, надо сказать, по мере сил боролась с набегами скинхедов, кои мы окрестили постепенно сходящей на нет националистической кампанией «Не сей ты здесь, матушка, красный гаолян».
