Первыми лекарствами были растения. Позже к растительным компонентам добавились минеральные и животные вещества, из которых приготавливались сложные снадобья. Это всё было связано с шаманством, с колдовством и магией. Наряду с настоящими лекарствами использовались и такие фантастические средства. Как сушеные жабы или мышиные хвосты.
Многим редкостным предметам приписывались лечебные свойства. Например, долгое время считалось, что панацеей от всех болезней являются огромные орехи неизвестного происхождения, которые выносил морской прибой на некоторые тропические побережья. Чудесные орехи стоили целое состояние, пока не выяснилось, что это плоды сейшельской пальмы, приплывшие с Сейшельских островов и никакой целительной силы не имеющие.
Заблуждения нередки и сейчас. Например, многие упорно верят, что снадобье из рога носорогов возвращает молодость, и другие подобные. Хотя учёные сотни раз опровергали это – носорогов продолжают истреблять до сих пор браконьерскими способами, чтобы добыть их рог.
Сам термин «гомеопатия» придумал основоположник этой «науки» С. Ганеман (1755 – 1843). Этот немецкий преуспевающий врач, однажды разочаровался в тогдашних традиционных способах лечения: кровопускания и прижигания язв каленым железом, – и занялся исследовательской работой по применению химических средств для лечения. Будучи абсолютно здоровым, Ганеман начал принимать ежедневно небольшие дозы хинина, которым лечили малярию, – и вскоре у него началась малярийная лихорадка. Тогда он подумал, что препарат вызвал в его организме ответную реакцию, (а может быть он заразился от баночек и пузырьков, на самом-то деле, на которых были бактерии малярии, ведь пузырьки с хинином стояли в больнице, где лежали больные люди). И Ганеман сделал вывод, записал, – что болезнь надо лечить таким препаратом, который у здорового человека вызывает симптомы данной болезни: то есть. Чтобы вылечить человека от головной боли, надо давать ему маленькие дозы вещества, которое вызывают головную боль, – и это, якобы, пробудит в организме какие нужно «живительные силы», которые приведут к выздоровлению.
Так был сформулирован один из принципов гомеопатии – «лечить подобное подобным».
Само слово «гомеопатия», в переводе с греческого, как «подобный болезни» (homoios – подобный и pathos – болезнь).
Все другие методы лечения, основанные на принципе «противоположное, лечится противоположным», Ганеман назвал «аллопатией», от греческого allos – иной. То есть Аллопаты – это те, кто придерживается традиционной медицины и применяет средства – ослабляющие и уничтожающие болезнь. Такой подход к лечению, как считал врач Ганеман, основатель гомеопатии, мешает организму самостоятельно побороть болезнь. Он полагал аллопатию – всю медицину, грубым вмешательством, наносящим серьезный вред организму, – как по поговорке – «одно лечит другое калечит».
Гомеопатия и Аллопатия долгое время были непримиримыми врагами – официальная медицина не признавала гомеопатию, считая её шарлатанством. Однако некоторое время назад (в периоды кризиса) гомеопатия добилась права на своё существование, справляясь с некоторыми болезнями, не поддающимися традиционным способам лечения. И эти два направления в медицине довольно мирно уживались друг с другом.
Гомеопатические препараты – сахарные шарики, сиропы, растворы и капли, содержащие микроскопические дозы лекарственных веществ растительного, минерального или животного происхождения, – в последнее время приобретают всё большую популярность.
Диакон сломал руку, случай
Его привезли в травмпункт на скорой помощи, а потом поместили в стационар поселковой больницы.
Районная больница в два этажа, занимала старое здание, которое неоднократно ремонтировалось, но все равно требовало косметического ремонта: штукатурка на потолке и по стенам потрескалась, голубая краска, в до-половины окрашенных коридорах отваливалась и свисала большими кусками, двери в палаты просели, плохо закрывались и скрипели.
Больных принимал врач-терапевт, служивший в этой больнице давно. Он был из местных жителей и знал дьякона Кудряшова с самого своего детства. Мальчишки считали дьячка за «юродивого-дурачка», который любил говорить старинными словами цитируя богослужебные тексты из молитв церковных: на разные случаи у него была своя цитата.
– «Избави, господи, от обольщения богомерзкаго и злохитрого антихриста, близьгрядущего…», – говорил он, пугаясь проехавшего близко к нему трактора на большой скорости, а гонять любил молодой тракторист только что окончивший ПТУ.
«Внидох в дом твой, воды на нозе Мои не дал Ми еси…» – если кто в чем-либо отказывал ему.
«Несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом…», но сказано – «ибо и пси ядят от крупиц, падающих от трапезы господей своих…» – если ему что-то недавали.
И другие: «Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» – если кто громко кричал или разговаривал.
Дьякона, с рукою в гипсе, предстояло выписать по его настойчивой просьбе, он провел в больнице неполных три дня. И врач уже написал необходимые бумаги, тем более никакого больничного выписывать было не нужно, потому что дьякон был пенсионер. Доктор, как его почтительно называли медсестры и уборщицы-кастелянши, приятно развалился в крутящемся кресле с мягкой спинкой. «Доктор» – это был толстый человек лет пятидесяти, в поношенной рубашке с протертым воротником и рукавами и с едва держащимися пуговицами, в истрепанных и также не глаженых брюках с обильными катышками выше колен.
В приемный кабинет вошел дьякон Кудряшов, это невысокий коренастый старик, в черной длинной рубашке косоворотке, препоясанной как веревкой плетеным поясом, так что рука с гипсом оказалась внутри спрятанной. Одежду ему принесли сразу в тот же день, когда его определили в палату. Старушки принесли и большой пакет, в котором было много бумажных пакетов поменьше и коробок с наклейками-подписями, с просьбами помолиться за них от всех верующих и почитающих диакона за старца-прозорливца.
Бегающими бесцветными глазами, поблекшими от былой синевы так, что едва различались сами круги зрачков, дьякон Кудряшов искал икону по углам и, не найдя таковой, перекрестился на пузырьки, стоящие в стеклянном шкафу в правом углу кабинета. Потом он вынимает из голубоватого платочка просфору и с поклоном кладет её на стол перед доктором.
– А-а-а…! Мое вам почтение, милейший! – улыбаясь, пытаясь подражать старине, говорит врач.
– Доброго здравия вам, Сергей Петрович! – диакон знал этого «доктора» и знал, что он бывал, посещал богослужения в восстановленном Храме, с недавних пор ставшем переполненным «верующими», против того, что раньше, когда и 10 человек на службе будут, и то было достижением, при «Советах».
