Когда тебе пять лет, ты ощущаешь мир иначе.
Проснувшись, слушаешь тишину в доме: где сейчас бабушка Дуся?
Дом сонно притих, как будто замер. Слышно только звенящих комаров на окне. Можно даже посчитать их, потому что у каждого особенный писк. Одни комары пищат тоненько, отрывисто, другие, которые крупнее, как будто басом поют. Радуешься, что ты им не интересна: после ночи они сыты и отрывисто изучают оконную раму, ищут место для посадки, но всё не то, не то. Вот один оторвался от окна, сделал неуверенный круг, вроде как наконец почуял то, что так давно искал. Полетел в комнату нервной дорожкой. Его звон отличается от других: он на охоте. Надо срочно с головой накрываться одеялом, оставить только глаза и обязательно следить за комаром, иначе сразу после лёгкого прохладного прикосновения почувствуешь, как он больно проколет твою кожу.
Я лежу на высокой кровати с блестящими спинками и крашенными синей краской ножками. На ней белое постельное белье с цветочками и большие тяжёлые подушки. Бабушка кладёт их всегда с краю, чтобы я не упала. В ногах спит наша кошка. Её зовут Рыжая. Она самая добрая из четырёх бабушкиных кошек, никого не боится и громко мурлычет, жмурясь от удовольствия.
Дом у нас небольшой, но в нём есть всё, что нужно. Посередине стоит русская печка, по другую сторону от неё – просторная комната, слева от входной двери – маленькая кухня, справа – прихожая, которую бабушка Дуся называет «за печкой».
«Кофта твоя за печкой на гвозде висит», – так она говорит.
В комнате четыре окна. Нижнюю часть закрывают светлые шторки-задергушки, а верхняя прикрыта кружавчатым тюлем. У каждого окна стоят высокие табуретки, на них возвышаются красные и белые герани в эмалированных кастрюлях. Герани бабушка любит, каждый вечер поворачивает их к солнцу, проверяет землю, стряхивает сухие, терпко пахнущие зонтики цветов и разговаривает с ними.
– Ну, когды ино росцветёшь? Чё тебе не хватат? Сидишь чунашь. Цвести не будёшь – ей-богу, вынесу на мороз.
На подоконнике в коричневой миске красуется серёжка. Цветок, известный своими ярко-розовыми цветками-юбочками с фиолетовой или белой серединкой и длинными серёжками. Бабушка всегда ждёт его цветения и строго-настрого запрещает лопать нераскрывшиеся бутончики, которые так и манят меня. Чем больше бутончик, тем громче хлопнет. Это известно всем. Я лопала их украдкой, каждый раз давая себе обещание, что лопну только один, но не могла остановиться, поэтому многие цветочки сразу же засыхали – жу́хли. Бабушка сильно ругала меня за такие проделки и следила за тем, чтобы я близко не подходила к серёжке.
На другом окне растёт цветок под названием ванька мокрый. Говорят, его нельзя заводить дома, а то муж будет пировать. Но у бабушки мужа нет, так что не страшно. Есть, конечно, у нас дедушка Коля из деревни Парфёново, но бабушка от него почему-то давно переехала и никогда не начинает о нём разговор.
Кровать у нас стоит в углу. «В ногах» кровати – окно. Перед ним на табуретке в кастрюле растёт высокий щучий хвост. Дальше возвышается комод, застеленный клеёнкой и белым вязаным покрывалом в сеточку. Под клеёнкой бабушка хранит ценные вещи: деньги, бумажки с рецептами и напоминания о том, кому что отдала на время. Над комодом висят чёрно-белые портреты бабушки и наших родственников: тётки Натальи и дяди Егора, которые раньше жили в этом доме.
Позади комода стоит нерабочий маленький холодильник. Напротив – печка-буржуйка, которую бабушка топит в холодную погоду. Буржуйка даёт быстрый жар, поэтому эта маленькая помощница есть в каждой избе. Дома становится тепло уже через полчаса, но и остывает такая печка тоже быстро. Русская печка, наоборот, отдаёт тепло намного дольше, а летом даже и несколько дней. Бабушка топит её только тогда, когда печёт хлеб: раз или два в неделю.
Возле стены у нас стоит большой блестящий шкаф, на котором пылятся таинственные книги с названием «Астрология 10 класс» и «Родная речь 4 класс», а ещё школьные тетради маминой младшей сестры Веры. Однажды я украдкой даже забралась на шкаф и долго рассматривала интересные картинки про звёзды и про мальчика-орлёнка, который «летел выше солнца».
За шкафом у окна – простое кресло на ножках, обтянутое серой тканью. Под креслом лежат мои че́чки – игрушки: две куклы, коричневые камушки-гальки с речки и большие счёты из магазина. Бабушка Дуся учила меня считать на них, но я ничего не понимала в «рублях» и «копейках» и чаще просила вместо счёта прокатить меня. Если бабушка была согласна, то я радовалась: скорее стелила картонку внутрь прямо на косточки счётов, хваталась за га́сник – верёвочку и мчалась по кругу с ветерком. Иногда на счётах я возила Катьку – мою молчаливую кареглазую куклу с длинными волосами. А иногда и кошек, которые испуганно таращили глаза, угрожающе мяукали и пытались бежать.
Над креслом висят старинные коричневые часы с кукушкой. Кукушка выпрыгивает и кукует на весь дом. Под часами на гвоздике – игрушечный розовый львёнок с кожаным носом, оранжевой гривой и хвостом. В нём есть карман-тайник, там хранится мой клад – сосательные конфетки, камешки, бусинки, обрывки листочков с картинками и даже паста зелёного цвета для простой ручки. Я хранила эту пасту и рисовала ей мало, потому что она была у меня одна-единственная.
У кресла стоит круглый стол со скатертью, высокий стул, позади него в углу – старинный синий стол-тумбочка с дверцами, в котором ровной стопкой сложены красивые белые тарелки с цветочками. Внутри душисто пахнет сухим деревом, пылью и чем-то сладким. На задней стенке этого стола большими цифрами написано «1892». На столе лежит большая книга с закладкой, рядом зеркало на подставке и кружка с ромашками, которые я нарвала возле дома. Бабушка сказала их не заносить, но я всё равно занесла, потому что они красивые, мяконькие. Я спрятала цветы за зеркало, чтобы бабушка не увидела.
Над столом к стене кнопками приколот чи́сленник (календарь) за прошлый год, на гвоздике висит отрывной – за этот. Выше календарей божничка – угловая полка с иконами, сушёными веточками вербы, огарками серых душистых свечей и розовыми искусственными цветами. С икон строго смотрят люди. Бабушка Дуся называла их Святыми, с утра подходила к ним, что-то долго шептала и крестилась. А потом говорила, что Бог живёт на небе и всё про всех знает и видит, и от этого становилось жутко.
Между кроватью и божничкой два окна. Над ними висят прижатые проводом портреты моей мамы и её сестёр – Зои, Люды и Веры – таких красивых, как из книжки. А ещё портрет дяди Миши – маминого брата. Это он в армии фотографировался. У него дома настоящая розовая морская звезда есть размером с ладонь и армейский синий бархатный фотоальбом. Там есть фотография, где он сидит с вьетнамцем, у которого круглая шляпа с острой макушкой и узкие глаза, а сзади них могуче темнеет бескрайнее море. Это однажды они ушли в море на целых полгода и зашли во Вьетнам (есть такая страна, говорят). Дядя Миша красивый, в тельняшке, и улыбается. Ему и дедушке Коле посчастливилось служить в армии во флоте на Дальнем Востоке. Корабль дяди Миши назывался гордым словом «Чапаев». А дедушка Коля служил на острове Русский.
