– Bnjour![1]
– Bonjour. – Девушка в очках в металлической оправе мило улыбнулась.
Начало меня обрадовало. Дело в том, что я только что вернулся в Париж из Америки, где мой французский угас как свеча на ветру, так что я был полон желания наверстать упущенное.
– Je m’appelle West. Paul West[2], – сказал я, передавая ей свою кредитную карточку.
– Можете говорить со мной по-английски, многие наши клиенты – иностранцы.
Ох уж это новое поколение французов: пока их родители стонут, что английский выживает со свету язык Мольера, их дети радостно предаются глобализации.
– Merci… – Я совершил очередную попытку перейти на французский. – J’ai travaillé en Amérique… – Увы, слов решительно не хватало. – Еt mon Français….[3] – Хм… ну и как я ей скажу, что мой язык угас? И уж тем более про свечу на ветру?
– Боюсь, мой французский подобен огню в стужу… – выдавил я.
Девушка явно не понимала, к чему я клоню, поэтому пришлось отказаться от импровизации и вернуться к речи, заготовленной заранее. Я сообщил, что перевел много долларов из Калифорнии и хотел бы уточнить мой solde, то есть баланс. Словом solde я был особенно горд, так как знал, что во французском языке существует и другое слово – balance, и был опасно близок к тому, чтобы его использовать. В таком случае мадемуазель решила бы, что мне необходимо срочно взвеситься[4].
– Vous êtes à cette agence?
Прикреплен ли к этому отделению? Вообще-то нет, но я решил сыграть под дурачка-англичанина. Французы это любят.
– Давайте считать, что отныне да, – заявил я.
Определенно не подействовало. Девушка вернула карточку и сердито насупилась:
– Если вы не являетесь клиентом нашего отделения, то должны воспользоваться банкоматом. – Она указала на четыре банкомата за моей спиной.
– Oui, mais…[5]
Всем своим видом, не прибегая к помощи французского, я попытался продемонстрировать ей, что два из них не работают, а два других заняты, в то время как она явно сидит без дела.
– Vous voulez une petite formation?
– Что?
– Хотите, я покажу вам, как пользоваться банкоматом?
– О, что вы…
Я сказал, что уж как-нибудь исхитрюсь засунуть карточку в банкомат и выбрать функцию solde самостоятельно.
– Très bien[6], – похвалила она меня и принялась перекладывать бумаги с места на место. Я был свободен.
Джентльмену передо мной потребовалось всего-то минут десять на то, чтобы запросить у банкомата список всех чеков, выписанных им с начала девяностых, и вдобавок к этому заказать пять кредитных карточек.
В конце концов мне удалось узнать мой баланс. Еще сколько-то времени ушло на то, чтобы оправиться от шока, вызванного соотношением доллара к евро. За время трансатлантического путешествия мой капитал уменьшился больше, чем на треть. Я так увлеченно страдал по этому поводу, что слишком поздно обратил внимание на звук, издаваемый банкоматом.
– La machine![7] – вскрикнул я, поворачиваясь к девушке-клерку, которая к этому времени увлеченно смотрела в окно; она с явной неохотой оторвала взгляд от автобуса.
– La machine… ma carte…[8] – По мере своих скромных возможностей я изобразил чавкающий звук, чтобы наверняка донести до нее смысл происходящего.
– У вас паспорт в наличии? – спросила она по-английски. Все иллюзии насчет моего французского у этой особы определенно закончились.
– А вам он зачем?
– Я должна удостовериться в ваших данных, перед тем как вскрыть банкомат и извлечь карточку.
– Но вы же прекрасно знаете, что я тот, за кого себя выдаю! Я эту же самую карточку вам давал пять минут назад!
Она пожала плечами:
– Я должна увидеть ваш паспорт.
В любой другой ситуации я бы с радостью продемонстрировал его: мой паспорт всегда при мне на случай внезапной депортации или каких-либо непредвиденных ситуаций. Однако сегодня из аэропорта я прямиком поехал домой, оставил там свои вещи и на секунду отлучился в банк проверить состояние своих финансов. Короче, паспорт мой по-прежнему гнездился в боковом кармане сумки вместе с посадочным талоном, мятными пастилками и членской карточкой фитнес-клуба в Лос-Анджелесе.
– У меня его нет с собой, – признался я.
– Вы должны его принести.
– Но ведь банк через пять минут закрывается! Вы меня подождете?
Ее улыбка была так же ангельски невинна, как дьявольски безжалостны ее слова:
– Мы открываемся в 8.45 утра.
У меня в штанах зазвонил телефон. Номер не определился, но я все равно ответил. Вопреки здравому смыслу – вдруг мне звонят из британского посольства, где уже в курсе моих проблем и готовы быстренько подогнать в банк дубликат паспорта, желательно вертолетом.
– Я смотрю на твои трусы, – сообщил женский голос.
– На мои трусы? – переспросил я и опустил глаза, чтобы проверить, надежно ли застегнута молния. – И какого же они цвета? – понадеялся я поймать собеседницу врасплох.
– Черные, – последовал незамедлительный ответ.
Проблема в том, что, как и любой другой нормальный мужчина, у которого в жизни есть вопросы посерьезней нижнего белья, я понятия не имел, какие на мне сегодня надеты трусы.
– И почему у тебя в кармане шесть штук презервативов?
– Презервативов? Нет у меня никаких презервативов!
Кроме ключей и мелочи, которой хватило бы разве что на багет, в карманах у меня действительно ничего не было. Даже кредитной карточки – с некоторых пор.
Я отвернулся от девушки-клерка, у которой на лице было написано, что она еще подумает, открывать банк завтра с утра или не стоит.
– Да, упаковка французских презервативов, – продолжала моя собеседница, как ни в чем не бывало. – Для интенсивной стимуляции обоих партнеров. Ты в курсе, что на фламандском это будет звучать как
