Было обычное субботнее утро. Ещё толком не открыв глаза, Златка поняла, что поваляться в постели не получится, из-за двери её комнаты доносились громкие голоса. Сон слетел мгновенно, она скатилась с кровати, схватила джинсы, и метнулась, чтобы запереть замок. Если сейчас сюда ворвётся отчим, пиши - пропало! День не только будет бездарно испорчен, но и выльется в нечто неприятное.
А уж во что именно, она прекрасно знала.
Путаясь в штанинах, девчонка выгребла из шкафа свои немногочисленные вещи, и надела первое, что попались под руку. Это оказалась старая толстовка с выцветшей надписью «Не тронь, обожжешься»
Ясно было одно, пора линять, пока маманя или её дебил - муж не вспомнили о ней. Сегодня у матери ночная смена в продуктовом ларьке, а значит, козлина Мишка притащил домой своих собутыльников.
Злата передернула плечами, собрала волосы в узел и спрятала под кепкой. Маленькая грудь надёжно скрыта под толстовкой, на лице ни грамма макияжа, да и козырёк длинный, так с ходу и не разобрать, девчонка или парень! Мальчишек из беспризорников она не опасалась, за последние пять лет они стали её верными товарищами по несчастью, а когда ей случалось вот так сбегать из дома, чтобы не напороться на пьяного в стельку отчима, пацаны пускали её ночевать в подвал.
Была у нее и бабушка, которая обожала внучку, но разве могла она, семидесятилетняя старушка, защитить её от здорового бугая Михаила? В первый же день, как обосновался в их доме, этот гад заявил, мол, теперь хозяин он, а кто осмелится ослушаться, уж не обессудьте. Работал он участковым в местном ОВД, бухал по-черному, и водил тесную дружбу с прибашленными сего города. Мать Златы, еще не старая, сорокадвухлетняя женщина, была абсолютнейшей амебой, и хорошо у нее получалось только лихачески открывать бутылки, да обсчитывать доверчивых алкашей, приходивших в ее ларек за водярой.
До единственной дочери Ирине не было никакого интереса, и отношения их складывались нейтрально, до того дня, когда мать, то ли в шутку, то ли всерьез, брякнула, мол, «девочка созрела, и пора впрягаться, заколачивать деньжата» в семейную мошну. На вопрос тогда еще тринадцатилетней Златки Ирина рассмеялась, показывая щербатый рот, и доходчиво пояснила:
— А чё тут непонятного-то, бляха? Сиськи у тя в наличии имеются, головой тоже не дура, тело ладное. Будешь у меня на подхвате, минет мужикам за сотку баксов делать. За лето и на туфли новые схоромчишь, и сумку, на которую всё заришься, купишь. А, как такой расклад?
Объяснила вот так запросто, словно домашнюю работу по русскому языку разжевывала. Но подобное положение дел Златку, само собой, не устраивало. Наутро, протрезвев, Ирина не заикнулась об этом разговоре, однако, девчонка с тех пор была начеку. Как только в дом вваливались приятели Мишки во главе с «хозяином», как она стремглав улепетывала вон.
***
Как назло, накрапывал мелкий дождь. Июнь начался тоскливо, то барабанил по тротуарам ливнем, то заряжал вот такими противными моросящими, да на три-четыре дня. Поежившись от озноба, Злата быстренько двинулась вдоль заборов, размышляя, поймать маршрутку и уехать до вечера к бабушке в другой район, или отправиться к ребятам. В выходные они обычно не сидели без дела, промышляли на привокзальной площади и бомбили залетных остолопов, но чаще всего тусовались рядом с кафешками, надеясь пошарить в карманах малолеток.
Взглянув на дисплей видавшего, и лучшие времена «нокии», девушка сунула телефон в рукав. Мобильник этот достался ей как приз, выиграла в карточной игре, когда надрала задницы Стёпке и его дружкам. Играть в «тысячу» и «сто одно» ее научил бабушкин сосед, Иваныч. Хороший дедок, разговорчивый, всё про свои армейские будни любитель рассказывать, да анекдоты «бородатые» травить.
Тащиться к остановке аж на следующую улицу Златке было лень, и она свернула в тоннель, чтобы срезать путь. Снова достала телефон, но Стёпка был вне зоны доступа, а это значит, она не ошиблась — пацаны щас у вокзала, когда шли на дело, мобильники всегда вырубали. Туда-то бодрым шагом направилась и она.
***
День был продуктивным. Злата ничуть не пожалела, что увязалась за мальчишками, отыскав их там, где и планировала застать. Приезжий люд валил с поездов скопом, навар отгребли знатный. И сейчас, уже в надежном убежище, в родном подвале, самый старший в славной компании, двадцатидвухлетний Стёпка, деловито подсчитывал награбленное.
Вообще-то, он не был злым, но дисциплину держал строжайшую. За провинность, если мелкая и незначительная, просто лишал недельного заработка, отбирал всё до последнего гроша. иИ тогда нашкодивший вынужден был снова идти воровать, чтобы не сдохнуть с голоду. А если уж кто по-крупному накосячил, и кодла понесла общий убыток, виновнику было лучше исчезнуть навсегда. Потому что расправа себя ждать бы не заставила, а о том, каким образом наказывали в этой «дружной компании», Злата однажды видела собственными глазами.
Она и до сего дня с содроганием вспоминала, как при ней до смерти избили паренька, по вине которого пацанов едва не захлобучили в тюрягу. Но разве был у нее выбор, кого считать друзьями? Да если бы не Стёпа, она бы давно стала подстилкой Мишкиных приятелей! Был, конечно, вариант — пойти в полицию, и нажаловаться на нерадивых маманю и отчима. Однако, детского дома девчонка боялась больше всего.
Лучше жить в своем доме, пусть среди хаоса и побоев, чем там, где тебя запросто могут гнобить чужие, озверевшие детки.
В этом году ей исполнилось восемнадцать, но те, кто об этом не знал, подумали бы, что она совсем еще соска. Невысокого роста, миниатюрная, ладненькая белокурая Златка напоминала подростка, да и особо свой возраст не афишировала. Пробовала как-то весной пойти работать официанткой в кафе, так Мишка, сволота, узнал, что к ней там клеятся разные дегенераты, и жестко посадил падчерицу на попу, велев не рыпаться, «покамест мы с мамкой живы».
В школе учительница музыки хвалила Злату, говорила, что у неё отличный слух, и девочка могла бы пойти учиться по классу фортепиано. Она и вынашивала эту мечту, грезила, как однажды поднимется красивый занавес, явив публике ее, сидящей за черным инструментом, как ей рукоплещут, кидают на сцену букеты цветов, а после концерта она садится в роскошный белый лимузин, за рулем которого влюбленный в неё принц…
Конечно, ни в какую музыкалку Злату не отдали. Отца своего она никогда не знала, мать всё время находилась в поисках счастья, и имена ее ухажеров девчонка не трудилась запоминать. Пока эти пьянчужки не врывались в её хрупкий детский мирок, ей было на них фиолетово. Бабушка хотела оформить опеку и забрать внучку (на дочь Ирину она давно плюнула, да и та частенько поколачивала старую мать), но хваленые органы опеки заявили, мол, Галина Афанасьевна уже в почтенном возрасте, а потому усмотреть за девочкой не сможет.
