Двери лифта закрываются с металлическим лязганьем, и он уезжает наверх. Линн так и не смогла зайти внутрь. Уже минут пятнадцать она мысленно твердит себе, что нужно проехать наверх – только сегодня – и благополучно забыть о том, что обещала себе больше никогда не ездить на лифтах.
Каждый день Линн преодолевает пешком путь на шестой этаж, иногда не по разу, молча и без слёз, потому что привыкла, но сегодня ей просто не по силам это сделать. Линн опускает взгляд и смотрит на свою ногу, которую она слегка поджимает. Подвернутая лодыжка пульсирует даже так. Чем дольше Линн стоит здесь, тем больнее становится, или ей всего лишь кажется. В любом случае она уже пыталась подняться пешком, её хватило на один пролёт. В ноге застреляло так, что она почти заплакала, поэтому, закусив губу, все-таки подошла к лифту.
Линн вспоминает разговор с Карлом – её бывшим другом – почти дословно. Такое чувство, что тот день вообще никогда не сотрётся из её памяти. Вспомнив Карла, Линн начинает считать.
– Десять… девять… восемь… семь… – старается подавить в себе ненависть, потому что знает, чем это закончится – она снова сядет на диету, а сейчас ей просто не потянуть такую нагрузку.
Линн с детства не была маленькой в размерах, а небольшой рост только ухудшал ситуацию, к пятнадцати годам это тоже не изменилось. Но она никогда не заморачивалась по поводу веса, ну есть у неё десять лишних фунтов и дюймов на талии и бедрах, но её это особенно не волновало – у неё были подруги, но самое главное – Карл.
Кажется, они дружили целую вечность, с самых пелёнок. Они вечно оказывались рядом. И в какой-то момент Линн влюбилась, перестала смотреть на Карла, как на друга, и заметила то, что многие поняли уже давно. Он красив, так красив, что однажды она остановилась на улице и смотрела на него, пока он о чём-то рассказывал. Он же тот раз наверняка вспоминал со смехом, потому что она чуть не подавилась булочкой в сахарной пудре, которую выдохнула на его новый пиджак. Так и повелось: Линн сохла по нему, боясь признаться, а Карл видел в ней хорошего друга, который занимал больше места на стуле, чем он сам, который поглощал в кино не только свой попкорн, но и тот что он сам держал в руках. Карл всегда улыбался на это и, трепля её волосы, называл «булочка». Линн не обижалась – она знала, что Карл произносил это с улыбкой и добротой.
А потом всё разрушилось. Полтора года назад она зашла в подъезд, стараясь догнать Карла и его друга, чтобы поехать с ними в лифте. Но слова друга её остановили. Линн спряталась за угол, прекрасно слыша каждое слово из их беседы.
– Карл, что у вас с Линн? Вас постоянно видят вместе, вы переросли уже тот возраст, когда можно таким страдать без последствий – вы же разные. Ты звезда университета, а Линн… Ну ты понял.
– Тебя так волнует моя личная жизнь?
– Боже, дружище, не только меня – всю женскую половину факультета! Все хотят знать, трахаешь ли ты её? Я ничего не имею против твоего выбора, но друг…
Линн услышала, как открылись двери лифта, и последние слова, что донеслись до нее, были словами Карла:
– Да кто захочет трахаться с толстухой?
Первые секунды Линн не верила своим ушам: такого не могло быть, Карл не мог так сказать, только не он. Его никогда не волновал её вес, рост или вообще внешность – им важнее было другое. Но ещё кое-что Линн прекрасно поняла по тону Карла – он не шутил, действительно так назвал её. И вместе с этим разбил ей сердце. Она так и не решилась тогда подняться вслед за Карлом и его другом, чтобы всё выяснить. На смену любви пришла глухая обида, и Линн решила, что больше с ним вообще не заговорит, только не с ним. Карл пожалеет о своих словах, потому что она похудеет и станет той, кого он никогда не добьётся, только не после этих слов. Они нанесли Линн рану, такую глубокую, которую не залечишь простым «прости».
Линн в настоящем снова и снова вспоминает диеты, лишения, ломки по сладкому, тренировки – весь каждодневный труд, который последовал за словами Карла. После того разговора она ясно дала понять ему, что впредь с ним разговаривать не намерена. Карл пытался добиться у неё ответа с месяц, потом сдался, так и не поняв, что сделал не так. Линн радовалась, что она смогла перевестись в другой класс, так она сократила время, когда видела Карла, да и он, кажется, перестал баловать факультет своими визитами. Но по слухам Линн кое-что о нём знала: у Карла начались проблемы с успеваемостью, его часто стали ловить за драки и оставлять после пар. Но если бы раньше она сходила с ума от беспокойства за него, то теперь каждая провинность бывшего друга вызывала в ней ликование – он упал, вот и пусть падает дальше. Постепенно Линн теряла вес, со временем став совсем другой: она следила за собой, чтобы доказать не только Карлу, но и всем остальным, что вес её не определяет. Линн стала популярной: ее ждали на любой вечеринке, у нее появились новые друзья, а парни больше не обделяли своим вниманием. Вот только сама Линн не могла ответить на вопрос, а нужно ли ей все это.
Сделав пару шагов к лифту, Линн заносит руку над кнопкой и вновь не нажимает на неё. Ей кажется, что так она потеряет свою силу и снова начнёт набирать чёртов вес и дюймы – она не идеальна – ещё нет – чтобы сдаться сейчас. Но подняться в квартиру сама она тоже не в состоянии.
– Ну и что тупим, Линн, а? Вот кнопка, прямо перед тобой, – знакомый голос раздаётся позади. Карл касается её плечом, проходит вперёд и нажимает на кнопку. Линн взглядом прожигает в его спине дыры, но он не поворачивается. Линн не сразу отдает себе отчет в том, что это их первый разговор за долгое время. Ладно, всего лишь его реплика, но вместе с ней внутри словно просыпается и нечто из прошлого – то, о чем так и не получилось забыть до конца. И это злит Линн еще сильнее.
Двери открываются. Карл вальяжно заходит внутрь, Линн дёргает за ним скорее на чувствах, чем осознанно понимая, что делает. Она старается не припадать на поврежденную ногу слишком сильно и через боль делает несколько шагов прямо и ровно. Двери за ней закрываются. Карл отрывается от стены и нажимает на кнопку своего этажа, хотя прекрасно знает, что Линн живёт ниже.
Линн зажимает свой этаж следом, шумно вдыхая воздух. Пахнет ментоловыми сигаретами, которые уже давно курит Карл и которые впервые попробовала сама Линн, закашлявшись под его смех. А ещё в тесном помещении слышится лимонная нотка – Карл не изменяет любимой туалетной воде. Чувствуя этот аромат, где бы Линн ни была, она всегда вспоминает Карла. Его объятья, когда она глубоко вдыхала его запах, или как спала в его вещах, когда он их одалживал – такая толстовка до сих пор висит у Линн в шкафу – она так и не смогла её выкинуть. И если признаться, она в неё плакала с того самого вечера, как Карл разбил ей сердце. Линн даже надеялась до последнего, что запах впитался в толстовку до скончания лет. Но та перестала пахнуть Карлом через пару месяцев, как жаль, что чувства Линн не ушли так же легко.
