Я сидела на жесткой, неудобной кровати, поджав под себя ноги, и старалась не думать о завтрашнем дне. Удавалось мне это с огромным трудом.
Следственный изолятор, в который меня поместили три месяца назад, стал для меня временным пристанищем. Где я окажусь уже завтра, я не знала. Хотя, если быть предельно откровенной, то догадывалась. И это совершенно не утешало.
После две тысячи двадцать пятого года правительство решило ужесточить ряд законов и отменить ранее действующий мораторий на смертную казнь. Не буду скрывать, тогда я была этому рада. Ведь скольких деградирующих и психически больных нелюдей, среди которых убийцы и серийные маньяки, содержит государство. Содержим мы, уплачивая налоги. Честно признаться, меня этот факт очень сильно раздражал. Раньше.
Сейчас все было совершенно иначе. Я оказалась по другую сторону баррикад. За колючей проволокой. Среди тех, кого считала отбросами общества. Теперь я одна из них. Биологический мусор, к которому все относятся с презрением.
Хотя, как выяснилось, среди людей, оказавшихся за решеткой, есть те, кто остался чист душой, несмотря на совершенные деяния. Но сейчас не об этом.
После того, как смертная казнь стала одним из видов наказаний, применять ее стали сплошь и рядом. Уж не знаю, чего хотело добиться этим государство. То ли чтоб другим неповадно было идти на преступление, то ли просто желало сократить число голодных ртов, которые необходимо было кормить по три раза в день. А если учесть то, что некоторые находились на пожизненном заключении, то казнь была вполне оптимальным решением. Так считала и я.
Вы спросите, как я оказалась здесь, со своим пренебрежительным отношением к нарушителям закона? Все просто. По ошибке. Да, так, как оказалось, тоже бывает.
В двадцать лет я выскочила замуж. Нет, не по залету, как большинство. По любви, по большой любви. Мы с Костей души не чаяли друг в друге. Всегда вместе. Две половины одного целого. Никогда бы не подумала, что бывают такие сильные чувства. После смерти моих родителей, он стал для меня самым близким и родным человеком на планете. Он был, не побоюсь этого слова, безупречным. Лучшее, на что я могла бы рассчитывать. Ключевое слово был. Теперь его нет. Его убила я. По крайней мере, так считают те, кто держит меня в этом следственном изоляторе. Порой, я начинаю им верить. Быть может это и правда моих рук дело?
Уже завтра состоится суд, где мне вынесут окончательный приговор. Смертный приговор. Иного я и не жду. Для них я убийца, одна из многих, от которых они так стремятся избавиться. Ничтожное существо, которому нет места в современном обществе.
Я молча повернула голову, осматривая то место, которое всем сердцем ненавидела. Небольшая комнатушка с выкрашенными в зеленый цвет стенами. В ней расставлены шесть двуярусных металлических кроватей, крошечное зарешеченное окно, три стареньких тумбочки – вот и все убранство.
По началу, было непривычно. Я много плакала. Это не помогало, и я взяла себя в руки. Твердила себе: «Не виновных не сажают, тебя оправдают. Это все временно. Как только они выяснят все обстоятельства дела, ты выйдешь на свободу и заживешь прежней жизнью». Хотя разве я смогла бы жить без Кости? Разве что существовать. Спать, есть, мыться, работать, но не чувствовать. Просто бесчувственная кукла. Не более того.
Интересно, что чувствуют те, кто идет в свой последний путь по длинному коридору, который ведет лишь в один конец? Вероятно, я это завтра узнаю, но рассказать уже никому не смогу. Завтра меня убьют. Безжалостно.
Думая о смерти, я облегчала свои страдания. С одной стороны, умирать было страшно, но с другой, я наконец-то стану свободной, обрету покой и увижу его – моего Костю. Мы снова будем вместе. Да, смерть для меня единственный существующий выход. Еще несколько месяцев назад я и подумать не могла, что буду так думать. Ведь я любила жизнь и умела ею наслаждаться. Хотела путешествовать и строить карьеру. Хотела создать полноценную семью, родить ребенка от любимого человека. Теперь этому не суждено будет сбыться. Никогда.
Мои тоскливые размышления прервал резкий, грубый мужской голос.
– Заключенная Ким, на выход, – пробасил он, обращаясь, судя по всему, именно ко мне.
Я покорно сползла с тюремной койки и направилась к выходу, не обращая внимания на других заключенных. Я слышала, что они о чем-то говорят, но слов разобрать не могла. В моей голове стоял оглушительный гул, словно огромный самолет совсем рядом шел на посадку.
Как только я вышла из камеры, на мне защелкнулись наручники. Металл неприятно холодил и сдавливал кожу.
Куда меня ведут?
Тот коридор, по которому я сейчас шла, в сопровождении двух коренастых мужчин с равнодушными лицами, всегда казался мне бесконечно длинным, хотя на самом деле он был протяженностью не более пятнадцати метров. Мне же они казались пятнадцатью километрами. Чем дальше я шла, тем сильнее становился в голове шум. Кровь прилила к лицу. Мне казалось, что мой измученный мозг не выдержит и вот-вот взорвется.
Первый раз я шла по узкому коридору, когда навсегда лишилась свободы. Пожалуй, эти два десятка шагов были самыми тяжелыми в моей жизни. И вот сейчас я снова шла, как покорная овечка в неизвестность. А разве у меня был выбор?
Меня сопроводили в небольшую квадратную комнату. Это помещение было разделено стеклянной перегородкой на две части.
«Комната для свиданий», – догадалась я.
За все те долгие месяцы никто так ни разу и не навестил меня. Семьи у меня теперь не было, а те немногие друзья и знакомые, что у меня были, сразу после случившегося вычеркнули меня из своей жизни.
Даже милая бабулька Агния Степановна… Мы жили с ней по соседству последние несколько лет. Она души во мне не чаяла. Постоянно угощала своей стряпней. Булочки с маком получались у нее поистине божественными, а пирог с черникой – просто пальчики оближешь.
Но в то утро, когда полиция вывела меня из моего собственного дома, все изменилось. Она окинула меня презрительным взглядом и, покачав головой, скрылась у себя в доме.
Никто не верил мне, как собственно не верит и сейчас. Доказать свою невиновность у меня не вышло, а может я просто не особо старалась. Мне было не до того. Я была убита горем и все это время пыталась собрать свое сердце воедино из сотни мелких осколков. Не вышло.
Один из мужчин остался за дверью, а второй усадил меня на стул у перегородки, расстегнул металлические браслеты, но снимать не стал. Мое тонкое запястье по-прежнему было охвачено одним концом наручников, второй конец он пристегнул к вертикальной трубе, которая была расположена слева от меня.
Проверив прочность металла, он вышел из помещения, оставив меня совершенно одну.
