Илья Ноябрёв - Цейтнот

Голос Батицкого. Я если и задавался вопросом, почему с людьми происходит то или иное, то сразу сам себе и отвечал: «Не твоего ума дело! Молчи и смотри!»

Феликс стоит в туалете со спущенными штанами и смотрит в зеркало на свое отражение. Вернее, на один-единственный фрагмент своего тела, находящийся ниже пояса.

Несколькими минутами раньше: Феликс сидит напротив врача и с любопытством, очень похожим на страх, пытается прочитать в глазах медика диагноз.

Врач. Ну что вы на меня так смотрите? Это опухоль! Злокачественная!

Феликс. В таком месте?!

Врач. Бывает и в таком. Надо резать!

Феликс. Совсем?!

Врач. Ну зачем же, только пораженный участок. И чем скорее, тем лучше! Времени не осталось!

Феликс говорит по телефону.

Феликс. Октай, меня не будет – я не приеду!

Голос. Ты хочешь моей смерти?! Через неделю начинается сезон. У меня контракт с отелем! Где твои люди? Кто будет отвечать за анимацию?

Феликс. Октайчик, не волнуйся, люди приедут! А у меня уже нет времени!

Голос. Что случилось, брат?

Феликс. Ты будешь смеяться – мне хотят сделать обрезание…

Голос. Я не очень понял, но лучше, чем у нас в Турции, нигде не сделают!

Феликс. Спасибо за совет! Я подумаю!

Феликс механически нажимает на кнопку отбоя.

Феликс. Бутылку кефира, пожалуйста!..

Берет кефир. Отходит.

Идет к выходу и на секунду задерживается возле колбасного отдела.

Люди проходят мимо, толкая его, а он зачарованно смотрит, как продавщица медленно нарезает на аккуратные кусочки палку молочной колбасы.

Глаза закатываются и он начинает оседать.

Приходит в себя он уже на улице: его поддерживают две сердобольные старушки.

Феликс. Со мной все в порядке… Не беспокойтесь… Спасибо…

Феликс сидит в уличном кафе. Он уже минуту безуспешно пытается налить молоко в кофе: руки не слушаются. Из-за угла появляется его старинный друг Юра Батицкий. Батицкий садится напротив Феликса и внимательно смотрит на его руки. Потом берет своей рукой руку Феликса, и молоко наконец попадает в чашку с кофе.

Батицкий. Коньяк будешь?

Феликс. Я не знаю… Мне, наверно, нельзя…

Батицкий. Что с тобой?

Феликс. Мне п… ец!

Батицкий подзывает официанта и заказывает коньяк.

Батицкий. Погоди, ничего не говори – сперва выпьем!

Они выпивают молча.

Феликс. У меня опухоль… опухоль моего мужского достоинства… злокачественная… резать нужно было уже вчера!!!

Батицкий. Ошибка возможна?

Феликс. С моим еврейским счастьем?

Батицкий. Какой врач нужен?

Феликс. Мне сказали: хирург-уролог.

Батицкий. Есть одно светило!!! Тебе, прежде всего, нужно успокоиться!

Феликс. Как?! Ты не понимаешь – ВРЕМЯ ПОШЛО!

Феликс резко встает и отходит. Через несколько секунд он возвращается, садится и продолжает.

Феликс. Сегодня мне приснилась мама. Она ничего не сказала, просто подошла к телевизору, нашему старенькому телевизору, что стоял на тумбочке, включила и указала пальцем на экран, мол, смотри, сынок, внимательно, а в телевизоре шпионский фильм из детства – что-то про атомную войну и радиацию: у нашего разведчика на лацкане пиджака висит такой радиоактивный датчик, и как только он попадает в помещение, где смертельная доза излучения, датчик начинает тикать. Как-то очень громко и страшно!

Феликс опять вскакивает и начинает ходить туда-сюда мимо онемевшего друга.

Феликс. Так вот: счетчик тикает не только там, во сне, а еще и тут (Феликс показывает на висок), сейчас!!! Тогда, в детстве, я пугался и прятал голову в большой маминой груди. Сейчас мне некуда спрятаться…

Они выпивают.

Феликс и Батицкий стоят в пяти метрах от длиннющей очереди, голова которой прячется в дверях посольства Бельгии.

Сыплет противный мелкий дождь.

Феликс. Октай узнавал: в Турции и вообще в восточных странах это не оперируют – у них нет прецедентов.

Батицкий. Как это? Ах! Ну да!!! У них у всех уже резанули!

Феликс. Твое светило берется сделать за тысячу, но мне советуют попробовать в Брюсселе, там одна из лучших клиник.

Батицкий. За сколько?

Феликс. Что «за сколько»?

Батицкий. Сколько стоит операция в Брюсселе?

Феликс. Восемь тысяч долларов!

Батицкий. Я сейчас не могу… Редакция задержала гонорар… Обещали через неделю!

Феликс. Не мучайся. Я же знаю: тебе, с твоим «выводком», самому нужна материальная помощь. У меня есть четыре. Соседка занимает мне остальное.

Батицкий. А что твой турок?… Ну, этот – Октай?… А?!

Феликс. Он сделал все: позвонил в бельгийскую клинику; получил подтверждение; заставил их выслать медицинскую поддержку в посольство. Все за три дня! Мне на сегодня назначено!

Батицкий. А я, придурок, все гадаю, чего мы сюда приперлись!

Феликс. Друг мой, посоветуй, что мне делать? Влезать в долги – лететь в Брюссель или ложиться под светило?

Батицкий. Я всегда охотно давал советы другим, а тут в первый раз… Это твоя жизнь… Я боюсь…

Феликс. Это я – воспитанный в музыкальной семье, осторожный, рассудительный и смертельно напуганный полуеврей, могу бояться, а ты не должен! Ты должен мне что-то посоветовать! Слышишь, должен!!!

Руки Феликса автоматически впиваются в воротник куртки Батицкого. Батицкий затравленно смотрит на Феликса. Венчает эту «скульптурную группу» трепещущий на ветру зонтик. Через минуту руки Феликса разжимаются.

Феликс. Ты меня понимаешь?

Батицкий. Понимаю…

Феликс и Батицкий быстро идут по длинному коридору кассового зала аэропорта. В нужном окошке сидит миловидная блондинка.

Феликс. Один билет до Брюсселя.

Блондинка. Только туда?

Феликс. Почему? Что вы имеете в виду?

Батицкий. Успокойся, она же ничего не знает. Нет, девушка! Конечно, туда и обратно!

Блондинка. Прямой или через Амстердам?

Феликс. Зачем – через Амстердам?

Блондинка. Рейс на Брюссель и из Брюсселя выполняется только раз в неделю, по субботам. А из Амстердама самолеты летают пять раз в неделю. Вдруг у вас что-то изменится.

Феликс. А через Амстердам дороже?

Блондинка. Немного.

Феликс вопрошающе смотрит на Батицкого.

Батицкий. Девушка, вы нам дадите пять минут на раздумья?

Блондинка. Разве ж вам откажешь. Думайте!

Феликс стоит лицом к стеклянной стене аэропорта, по которой стекают капли дождя. Батицкий стоит за его спиной.

Батицкий. Я думаю, надо брать прямой на Брюссель! Иначе у тебя будет соблазн вернуться и сэкономить деньги. Я прав?

Феликс. Скажи честно: эта блондинка в кассе… Я видел, как тебе хотелось закадрить ее. И я видел, как ты остановил себя… Ты в этот момент подумал обо мне?!

Батицкий. Да брось ты…

Феликс. «В доме повешенного не говорят о веревке!» Все правильно. Просто я еще не привык.

Батицкий. Глубоко вдохни. Выдохни. И успокойся. Это же твое любимое выражение: «Все будет хорошо! В крайнем случае, плохо!»