Некоторые пояснения вместо предисловия
Зачем?
Зачем это вдруг я решил написать эту книгу? Мало ли у нас профессиональных литераторов? Мало ли непрофессиональных!? Сегодня, когда все, кому не лень, пишут мемуары и я туда же? Модно? Решил, как говорит один знакомый, «бабла срубить по лёгкому»?
Нет, нет, нет и, кстати, проект это некоммерческий – я понимаю, что заработать денег на нем у меня не получится, даже наоборот. И мир, кстати, лучше не станет. И хвастать мне нечем. Так зачем же?
Всё просто. Однажды в ноябре 2006 года мой организм впервые наглядно продемонстрировал, что он не вечен и даже более того, перефразируя классика – скоропостижно не вечен. Первый месяц после этого неприятного инцидента была заметно нарушена речь, с большим трудом удавалось сбить давление до уровня нормального гипертоника. Через два месяца, в целях общей реабилитации и восстановления кровоснабжения мозга в частности, врачи порекомендовали побольше вспоминать. Школу, университет, соучеников, имена, даты, события. Так я начал проживать свою жизнь ещё раз и обнаружил, что жизнь моя – так себе, ничего особенного, но есть два года, которые выделяются своей необычностью – два года в стройбате, от звонка, так сказать, до звонка. Ну, что школа или университет? С теми или иными отклонениями почти все через это прошли. А вот многие ли могут похвастать, что служили в стройбате в середине восьмидесятых, именно в середине восьмидесятых, когда призваны были в строительные войска одновременно студенты, в том числе старших курсов, и ранее судимые. Шла война в Афганистане и, наверное, военкоматы к весне 1984 года ощутили серьезный недобор мясных полуфабрикатов. Было решено призвать тех, кого раньше не призывали: студентов стационаров и тех, кто уже отбывал наказание. Не просто судимых и приговоренных условно или к срокам с отсрочками исполнения приговора, или к «химии», таких призывали всегда и всегда в стройбат, а вот «тяжеловиков», тех, кто отсидел по «тяжелым» статьям по три-пять лет или имел уже даже две «ходки», таких до весны 1984 года в армию, насколько я знаю по крайней мере, не призывали.
Как студенты оказались в стройбате? «Добрый» министр обороны решил дать возможность студентам сдать сессию, а потом уже призывать в армию. А окончание сессии приходится на конец июня, а куда призывали в конце призыва? Правильно – в стройбат. Вот так мы там все вместе и оказались.
Вспоминать мне было интересно, на бумажку я выписывал имена своих сослуживцев, офицеров, имена ассоциировались с событиями, с какими-то интересными деталями, забавными случаями. Я ловил себя на том, что, глядя в потолок, часто улыбаюсь, вызывая беспокойство родных за моё душевное здоровье. Вспоминая эти два года, мне показалось, что многое могло бы быть интересным и другим, по крайней мере тем, кто меня знает. Так собственный организм и неокрепшая украинская медицина подтолкнули меня к изложению на бумаге.
Одна из причин, почему я таки решился предать писанину гласности – язык. Много написано книг о Советской армии, есть и о стройбате, но все эти книги, как сказал гений, «взяты целиком из жизни голубей». Даже у Валерия Примоста в «Штабной суке», в книге, которая, по моему мнению, наиболее приближена к реальности, герои разговаривают на языке, на котором могут изъясняться только филологи, да и то между собой. Не говоря уже о «Сто дней до приказа» Полякова или о «Стройбате» Карелина. Прекрасные книги, но хоть убейте меня, не говорят, не ходят так солдаты, не ведут себя так офицеры. Не может прапорщик Бутумбаев говорить чеховским языком. Простой русский язык, часто состоящий только из междометий и мата – таким был настоящий язык многонациональной Советской армии. Сегодня, слава Богу, нет той чрезмерной цензуры, которая существовала в наших странах многие годы. На книжных полках толкаются локтями Юз Алешковский, Эдуард Лимонов и Лесь Поддеревянский. Это дало возможность попытаться переложить на бумагу язык, которым говорили герои в реальности, без перевода на, да простит меня читающий эти строки, кастрированный литературный. Эти воспоминания не рекомендуется читать тем, кто мат не переносит категорически. А как по мне, это такой же язык, как и другие. Как и другие он пригоден только в соответствующих обстоятельствах. Не все им владеют, да большинству, слава Богу, он и без надобности.
Не мог я использовать и украинский язык. Не могла моя рука заставить Аргира и Зосимова говорить на языке Шевченко и Леси Украинки. Неправдоподобно это, не так они говорили. Кстати о героях. Долго я сомневался, менять или не менять их имена. Решил, не буду, срок давности то уже вышел. И Советская армия не подаст на меня в суд за оскорбление чести и достоинства, так как больше нет такой армии. Нет её, ребята, и это не может не радовать!
Конечно, события изложены так, как их запомнил я, то есть вполне допускаю, что кто-то запомнил их совершенно иначе. Более того, может быть, в чем-то я ошибаюсь, путаю имена, побудительные мотивы, но я старался быть максимально честным. Простите меня те, чьи чувства я невольно задел. Я излагаю события, как я их видел тогда, а не с точки зрения дня сегодняшнего. Юношеский максимализм плохо различает оттенки.
И последнее. У нас с женой две дочери с разницей в 22 года. Одна меня часто уже не слышит, а вторая слушает, но ещё не понимает. Этой книгой я даю себе шанс хоть что-то передать первой и успеть рассказать второй. Так что пусть простят меня остальные, но эта книга посвящается моим дочерям и, конечно, жене, которая «ждала, ждала пока не дождалась».
