Меня зовут Дейвид, Дейви. Просто Дейви, или Дейв. Все началось немало около года назад. Было жаркое лето, я возвращался в штаты. В небольшой городок на восточном побережье Орегона.
У меня нет такой работы, которая бы привязывала меня к месту, я занимаюсь тюнингом машин. Не тем что, изображено в журналах и снято в роликах Puble States: никаких ярких расцветок, азота, неона и пустой мешанины разбавленных в розовый цвет авто. Я занимаюсь классикой. Сначала покупаю авто, перебираю «начинку»; что-то заменяю, что-то убираю, закрашиваю маркировку, – шучу. Провожу апдейтинг салона: подбираю цвет, вырезаю панели и навожу красоту; меняю замки, лак и стекло, ставлю инжекторы автоподъема. Все, как всегда. Никакой абстракции. Сплошной модерн. Ну а потом догадайтесь что, – продаю всю эту красоту втридорога.
Не все, конечно, было так безоблачно и славно. Поначалу я возился со старыми корветами и порше. Но позже мне посчастливилось сделать серьезный прорыв в своем, – бизнесе я бы сказал, но побоюсь этого слова, скорее творчестве, – наверное, так будет скромнее. Я перешел на последние модели новых марок. Это было куда приятнее, чем возиться целый день в капоте Линкольна или старого мерседеса, намереваясь перебрать его замусоренный и перепачканный смазкой движок, отмываться потом вторую половину дня от масла и вонять бензином.
Ей богу, вы не понимаете, о чем я говорю, если не пытались лежать под Кадиллаком четыре часа к ряду, нуждаясь в том, чтобы заменить шланг поступления тормозной жидкости в напрочь отработанный бак и только потом обнаружить, что тот напрочь прогнил.
Я езжу налегке. Это мой конек. Его зовут Карл. У него низкая посадка и длинный руль, как у всех моделей с утяжеленным задом. Две трубы, – чтобы вы знали, – на колесах, и полтора литровый бензобак. Не терплю новых штучек, – зачем ему двойной? Мне вполне хватает двух литров из кофров. От растрескавшейся на солнце коже, которой я их накрываю, тянет дермой и блестит юфть. Это придает ему особенный шарм.
У Карла в основном все хромированное и лишь кое-что покрыто черной краской. Никаких рисунков, ничего лишнего. Ничего, чтобы бросалось в глаза. Он почти, что ковбойская лошадь. Такой, что вы можете приобрести на любой автоколонке за пол цены. Я поставил ему руль от Харлея и жду новых труб. Мальборо моя любимая марка.
Благо, что теперь я могу себе это позволить. Но не думаю, что это к лучшему.
Путь мой лежал из Германии в штаты. Там я слил два первоклассных линкольна и один Астон Мартин какому-то толстосуму. Старику очень понравилась моя работа, и он выложил круглую сумму.
Почему я полетел? Деньги лишь отговорка для самого себя. Причин было много. Может просто из-за того, что жизнь моя стало серее некуда. Мне хотелось что-то в ней поменять. Но самое важное – это Эни. Я пытался ее забыть и замазать красками, как прогнивший бензобак. Отели сменяли один другой и бесцельная езда от одного штата до другого, по дорогам обкатанного асфальта мелькает закусочными. Магазинчиками и бистро у автостоянок, ночными огнями.
Кипящие хайвэи, в одиноких развязках и напруженных пробками авто, мелькают вывесками бигбордов, покрытых ртутью мостовых и бурбоновом мареве фонарей.
Бирмингем. Алабама. Дешевые мотели и море выпивки с видом на море в Норфолке, – из окна последнего бара, пропахшего потом, звенящей какофонией смеха, гомоном, разбросанном в сигаретном дыме. Не люблю больших городов. Мне нравятся маленькие, – без опознавательных знаков, вывесок, без топонимики. Такие, в которых подают вареный картофель вместо фри и тушеную курицу. И даже хот-дог, будь он четырежды проклят массмедиа, становится аппетитным, когда его приобретаешь за пятьдесят семь центов и знаешь, что если тебя надуют, то лишь из-за удовольствия посмотреть на реакцию.
Я помню Америку совсем другой, по старым фильмам, где она распевала трещащим радио на полке бара, словно таиландский паркет, с музыкальными автоматами и черной коробкой пинбола.
– Худышки выходят из моды, – говорит телеведущий с экрана над стойкой, куда смотрит мой сосед. – Скоро на смену им придут пышногрудые красавицы с мягкими округлыми бедрами и тонкой талией. «Фигура а-ля мальчик, без груди и попы, без мягкого перехода от талии к бедрам – прошлый век…
А я так не думаю. Мне нравится стиль милитари и унисекс.
Конечно не на себе.
Я люблю какой-нибудь старый прошедший все мыслимые сроки пласт в культуре: кеды из семи кругов ада, футболку а-ля шальвар-камиз, широкие свисающие штаны. С низким поясом.
– Новый век требует новых модниц. Времена милитари и унисекса безвозвратно прошли, короткие стрижки – лишь для тех, кому лень ухаживать за длинными волосами». Одежда станет более широкой, со множеством оборок, рюшей, лент, пышных элементов. А для таких нарядов нужны формы.
Я смотрю, доедая свой сэндвич и не нахожу никаких отличий в этом диком городке с выселками в Техасе. Дело даже не в том, что одежда ведущего и его сплошной черный галстук с розовыми вставками не возвращает мои мысли к архетипам или культуре принадлежащей этой стране. Дело в чем-то другом. Впрочем, возможно это мои личные переживания.
– Что же касается волос, то из моды уйдет пестрота, ей на смену придут классические блондинки, – продолжал расхваливать будущие веяния чернокожий бирменгемец, поминутно ссылаясь на Луи Бертрана.
Я заплатил, подойдя к толстому владельцу, сунув ему пачку банкнот, не пересчитывая, – за ночлег и сегодняшний ужин.
– …или брюнетки. Цвет волос – натуральный. Ничего яркого и футуристического. Скандально яркие краски будут позволены только для макияжа глаз и губ…
Я не езжу быстро.
Не то, чтобы я тащился как черепаха, но и не лихачу. На поворотах я всегда прибавляю газу. Но так делают все. Разве нет?
Мне нравится пологие скаты и одинокие, безлюдные дороги. Хотя в хайвэях есть свое очарование. Теперь после каждой бутылки в пабе мне мерещатся ночные огни Хэмптон-Родс в Портсмуте. Пиво и полуосвещенные автострады.
Теперь это уже неважно: Мемфис, Сент-Луис, Индианаполис, Чикаго, Де-Мойн, Омаха. Великие равнины.
В Монгомери я опоздал на концерт, а в Атланте не обнаружил ее дома.
Мейкон не запомнился мне ничем и от него до Джэксонвилля я ехал триста тридцать километров. Если я сбился со счета, – поправьте меня. Знаете, в этой карте, которую я купил на углу очередного мотеля, чересчур сбивчивые мили. А я привык к километрам.
Покопавшись хорошенько в ДжиПС картах, вы можете отыскать кучу городков, которое пропускает масштабность. Данвилл, Мотроз, Ренц, Аламо, Хейзл Херст, – ей нравилось отдыхать в этом тихом городке, как и мне. Она не любила большие, шумные города с копошащейся в них кучей народа и переполненные хайвэи. Но в них имеется своя красота. Кажется, я повторяюсь. Паттерсон, Хобокен, Хомленд, Хилллиард, Каллахан, Линколльн, Виллас, – все они пролетели так же, как и Мейкон, оставив в памяти лишь нагар флуоресцентных лампочек и жирный пряный запах еды при желто-коричневом свете. Я не обедаю. Встаю поздно. А потому мне запоминались мотели в основном ночью. Когда спадала жара и воцарялась черно-желтая полоса заходящего солнца. Бьющиеся мотыльки о неоновые огни косо-криво поставленных вывесок, подмигивающих черно-синим небом в лужах со звездами.
