В незапамятные времена в землях русских жил-был дед Терпила. Не совсем еще дед, конечно, но с достаточным приближением к этому возрастному определению. И хотел Терпила просто жить, что и пытался делать. Но ничего у него не получалось.
Только построит Терпила себе избушку где-нибудь на отшибе, чтоб другим людям не мешать, только заведет хозяйство (кур, гусей, свиней, еще чего-либо такого же вкусного), только вырубит лес и вспашет землю, как – тпру! Хватит наслаждаться трудом и покоем! Приезжает какая-нибудь шайка добрых мо́лодцев и узнаёт Терпила много нового и познавательного. И хорошо, если просто узнаёт. А то, бывает, что и лицо набьют.
Самое интересное, что при любом раскладе (с набитым лицом или без) наезд шайки всегда заканчивался одинаково. Добры мо́лодцы отбирали почти все, что нажито непосильным трудом и уезжали восвояси. А звались они разбойниками.
Потому Терпила, умудренный житейским опытом, и не женился. Ибо совсем не хотелось ему, чтобы добры молодцы при грабеже движимого имущества еще и с женой его баловались. Слишком жирно им будет! Нет жены – пусть отобранными курами довольствуются. Получалась для Терпилы натуральная материальная потеря, но зато – полная моральная выгода.
Через некоторое время после отъезда разбойников Терпилу всегда навещали другие личности. Звались они дружинниками и внешность имели также далеко не хилую. Самый главный из них всегда пояснял, что Терпила, оказывается, «осел на княжьих землях» и потому должен платить дань, то есть опять подвергаться грабительству, но теперь уже законному и всего лишь раз в год.
Терпила сначала не видел между разбойниками и дружинниками никакой особой разницы, но впоследствии понял, что она существовала. Первые просто брали то, что им нравилось, и не засоряли голову Терпиле всякими ненужными объяснениями своего грабительского поведения. Вторые же были горазды поговорить и все обосновать. Они брали по списку и заявляли, что дань – плата государству за охрану Терпилы от разбойников и внешних супостатов.
На справедливые вопросы Терпилы, мол, какая может быть охрана, если время нынче мирное и инородного супостата много лет не видно, а разбойники постоянно забирают то, что не увезли княжьи люди, дружинники отвечали так:
– Русь большая. Мы стараемся. Но на всех нас не хватает. Давеча мы прогнали разбойников из соседней волости. В следующем году прогоним от твоего надела.
Терпила не унимался и спрашивал:
– То есть: в следующем году разбойники будут грабить соседнюю волость, пока мы вас тут кормить будем? А потом соседняя волость будет кормить вас, а разбойники будут грабить нас?
На что слышал веский ответ:
– Заткнись, сермяжье рыло! Не твоего ума дело!
И каждый следующий год повторялась прежняя картина. Потому Терпила предпочитал более пяти лет на одном месте не задерживаться. Он все дальше и дальше уходил на восток и селился в откровенно медвежьих дебрях. Но цивилизация следовала за ним по пятам.
Не успевал он обосноваться на новом месте, как через год-два его начинали навещать люди, как один похожие на прежних посетителей. И если раньше первыми приходили разбойники, то со временем ситуация изменилась.
Теперь первыми появлялись какие-то царские люди и требовали от Терпилы уплаты налогов. Они говорили, что вся Русь принадлежит «Хозяину земли Русской» и потому каждый житель этой самой земли должен платить налоги, так как государство защищает его от всяческих нежелательных врагов (немцев, шведов, турок, японцев и тому подобных непонятных Терпиле личностей). Более того – с него стали требовать особенный сбор за неверие в какого-то бога, о котором он никогда ранее не слышал.
Терпила платил. Сразу за этим появлялись разбойники и отбирали оставшееся. Причем последние яростно ругались, что у Терпилы нет жены. И обещали в следующем году, – если Терпила не женится, – жениться на нем самом!
Терпила наконец вынужден был забраться к самому дальнему восточному морю, где вместо леса раскинулась тундра, и сеять в снегу ничего не получалось. Он научился строить ярангу и стал жить по соседству с представителями одного из северных народов.
Как звался народ, – то ли чукчи, то ли коряки, то ли еще как, – Терпила не спрашивал. Но северные аборигены приняли его как родного, поскольку он им был ничем не обязан, но стал гнать самогон из ягод, в изобилии появлявшихся на промерзшей земле в период короткого северного лета. И не только гнать, но и наливать в обмен на выловленную рыбу и другие продукты натурального хозяйства. Причем делал это аккуратно, помня о том, что северные люди крайне зависимы от крепких спиртных напитков и потому требуют в этом деле осторожного к себе отношения.
За это местные подарили Терпиле пару оленей, и он в относительном спокойствии некоторое время жил – не тужил. И даже собрался было жениться наконец, но что-то его удержало от такого опрометчивого шага и он впоследствии ничуть об этом не пожалел.
Племя было оседлым и состояло всего из нескольких десятков семей. Оленей держали немного, но активно занимались морским промыслом. Ну а пушнина? Куда ж от нее денешься, если она шныряет вокруг туда-сюда, путаясь под ногами.
Уже давно он задумывался над сроком своей жизни. Вокруг него люди всегда умирали. Причем от старости тоже. А он – нет. Но размышления Терпилы не приводили ни к чему хорошему, впрочем, как и плохому. Это было связано не со скудоумием, а просто из-за нехватки информации о мироздании, элементом которого он являлся.
Терпила всегда жил на отшибе – вдали от городов, монастырей и прочих центров научной и мракобесной мысли. Читать и считать он выучился из крайней необходимости, заглядывая в списки чиновников, сдиравших с него налоги. Ведь зачастую государевы люди бывали грязны не только мыслями, но и своими загребущими руками.
Ну, а о философии в целом и ее разновидностях в частности узнать у него не вышло, так как чиновники сами о ней не имели понятия. Что же касается разбойников, то о них вообще говорить не приходится, поскольку единственной системой их поведения можно было назвать лишь грабительско-сексуальную деятельность, которая если и имела отношение к мирозданию, то лишь самое отдаленное и по сути своей откровенно животное.
Потому мысли о своем долголетии, регулярно посещавшие Терпилу, он гнал из головы прочь, понимая, что ответ от самого себя получить не удастся никогда. А вот креститься ему пришлось. И теперь Терпила думал, что в вопросе его долголетия просвещение можно будет получить от Бога. Но только тогда, когда это будет зачем-то нужно Ему.
В церковь он пошел только из меркантильных соображений. В один из давних периодов жизни Терпилу за неверие обложили дополнительным налогом. Это ему не понравилось и в ближайшем монастыре он прослушал у попов курс лекций о единственном Боге, который по сути своей не был одним лицом, а делился на не совсем понятную Троицу. Причем не простую – а Святую.
