1.
Последняя гряда высоких изломанных скал держалась на пути у алого Океана, который жадно подтачивал её с каждой накатывающей волной. Багровые буруны на кромке битвы двух стихий пенились, стекали с единственной оставшейся линии обороны, стоявшей у Океана на пути. Когда скалы падут, кипящий алый прибой обрушится на остатки материка и захлестнёт последние живые долины, полупустые города и полузаброшенные трассы, где когда-то цвела жизнь, а сейчас побеждает смерть. Это случится уже скоро – и тогда долгая, мучительная агония этого мира, вернее, его последнего клочка, будет завершена.
Был ли смысл людям провести последние пятнадцать лет жизни в отчаянной борьбе, если учёные в первый же день просчитали и срок, и исход?
Камень заградительной гряды, тёмно-желтый и пористый, мгновенно охлаждающийся, все же растрескался от жара, и лишь прохладный ветер с севера остужал его. Это был не тот жёлтый цвет, который напоминает о солнце, одуванчиках и остальных ярких и жизнерадостных вещах. А угрюмый, искалеченный и сдавленный жёлтый, который стал своей противоположностью и теперь стал символом поражения, всё более неотвратимого.
Океан брал свое – медленно, постепенно. От клокочущих мутно-алых волн скальная защита трескалась, опадала слой за слоем, не успевая нарастать за зиму. Желтая полоса между морем, пылающим пурпуром, и блёклой землей Королевства уменьшалась с каждым годом. Сейчас она была метров в пятнадцать шириной, и сплющенным кольцом опоясывала крошечный вытянутый материк. Последний из оставшихся.
Верген вышел на берег, рассеянно щурясь – пурпурная бескрайность воды сверкала, языки пламени стелились по поверхности, возникая и исчезая. Это была очень стрЭльзая вода, но ужасно красивая. Верген любил смотреть на неё, любил и одновременно ненавидел Океан-убийцу.
Жители стояли на берегу, у самой черты, и молча всматривались в волны и пламя, вечное, переливающееся, живое. Их было немного, большинство не любило сюда приходить, до сих пор не было способно смириться. Но с каждым годом зрителей становилось всё больше. Верген знал: в последний день все они столпятся у тонких скал, встанут неподвижно и молча, и будут ждать, пока нахлынет волна. Здесь будут стоять и старики, и взрослые, и редкие дети, которые становятся всё взрослее в полном одиночестве, без младших братьев и сестер. Быть может, дети в своей искренней вере в чудо увидят в алой волне нечто, непохожее на смерть.
Верген понимал жителей Королевства, или ему казалось, что он их понимает. Хотя он даже не различал их лица, видя лишь чёрные контуры на желтом фоне в алом ореоле сияния. Он никогда не общался с ними, ничего им не говорил, не приближался. Они так же молча обходили его стороной, потому что знали: вся их жизнь – его вина.
В общем, люди и Верген сосуществовали отдельно друг от друга. И странные цвета этого мира: зелёное небо, пурпурный Океан, оранжевые звезды, блёклая трава и земля, бежевые и желтые скалы, белые цветы – было единственным, что их связывало.
Когда-то бежевого и белого было больше, куда больше. И Верген проигрывал войну: мучительно, потихонечку, теряя остров за островом, материк за материком. Впрочем, без него этот мир проиграл бы куда раньше. Этот материк, последний, был самым крупным – но жёлтые скалы, созданные учеными Королевства, росли только внутрь, снаружи отмирая, уступая шаг за шагом пурпурной воде – а потому даже если бы они нарастали за зиму достаточно, материк всё равно был обречен. Другое дело, если бы ученым удалось добиться роста, равномерного с отмиранием, у них появилось бы ещё сто, сто двадцать лет – а не два-три года.
Волна нахлынула, брызги вырвались из-за грязно-жёлтого гребня, взлетели распускающимся веером, пронзая небесную зелень, и рухнули вниз.
Кто-то бросился назад, поддавшись инстинкту, кто-то закрылся руками, кто-то не двинулся, остался стоять. Капли прошили Вергена, хоть он был и далеко.
Мгновенный холод и бесчувствие. Темнота, сквозь которую просвечивают бледные контуры жёлтых скал, фигуры неподвижно лежащих или медленно содрогавшихся людей. Трое остались живы: двое из тех, кто отпрыгнули, один из тех, что остался стоять.
«Ваше тело уничтожено. Функции невозможны. Идет процесс восстановления. Необходимые ресурсы: 30 плоти, 40 воды, 5 живой эссенции, 150 энергии. Желаете создать защиту?»
«Нет», выбрал Верген, чувствуя тепло и покалывание. Через минуту новое тело было готово.
Умирающие уже не двигались, замерли, глядя угасшими взглядами каждый в свою сторону. Кто мог хотя бы представить, что было у них на уме, чем они жили и почему отправились умирать?..
Зря, подумал Верген, зря я начал приходить сюда и смотреть на прилив.
Но кто мог знать, что жители, отнюдь не бессмертные, последуют его примеру? Он ведь хотел лишь понести наказание. Хотел, чтобы жители видели, как он чувствует страдание и как безропотно принимает его. Знали, что создатель ущербного мира признает свою вину.
Но они оказались сильнее и печальнее, чем он думал – и они умели прощать. Так что раз в месяц, в полнолуние, когда прилив достигал высшей силы, и когда взметалась над желтыми гребнями пылающая алая волна, несколько человек приходили сюда, чтобы умереть вместе с ним – но умереть по-настоящему.
Двое отпрыгнувших ушли, покачиваясь; один из них держался за плечо, шатался из стороны в сторону. Неподвижный остался. Может быть, ждал ещё одной волны, твёрдо вознамерившись умереть именно сегодня. Но Верген знал, что другой волны не будет – Океан выплеснул ненависть, и до следующего полнолуния исчерпал свою мощь.
Верген глянул на своё предыдущее распростертое тело. Четыре капли пронзили его, ровным рядком, наискось через всю грудь, слева-направо, как расстрельная очередь безмолвного приговора. Ровные обожженные дырки уже остыли, и начинала застывать текущая изо рта, из носа кровь.
Он глянул на небо, луны висели над ним бледные, безнадежные. Третья была лишь тоненьким серебряным серпом.
«Циклон формируется. Прогноз атмосферных явлений: буря второй степени. Ожидаемые затраты: 14700 энергии, плюс-минус 250. Понижение температуры: 15,2 градуса. Замедление роста Океана 26,2%. Период охлаждения 14 часов 5 минут. Увеличение срока сопротивления: 2 дня».
Похолодало. Неподвижный человек дрогнул, словно очнулся от транса, и, сильно закашлявшись, двинулся назад, в поселение. Верген постоял, пока не начался дождь. Испарения Океана не были опасны для него.
Он молча рассматривал, как хлещет зеленоватый ливень по алой пылающей воде, как вспыхивают и гаснут бледно-красным огнем капли, как они испаряются, не долетев. Вскоре дышать стало невозможно, и система автоматически переключила его тело на фазовое мерцание (0,5 энергии в минуту). Затем поверхность охладилась настолько, что капли начали падать прямо в воду-огонь. Небесная жидкость обрушилась на земную, и над Океаном воцарился истинный ад.
