ПРЕДИСЛОВИЕ
Ярость полностью поглотила все его существо, заставляя вцепиться в рукоять меча, скрипеть зубами, сдерживая рвущийся наружу рев. Рев, полный гнева и одного-единственного желания – отомстить. Отомстить за поруганную империю, гордость, любовь. Эта ярость, порожденная жаждой мщения, застилала его взор кроваво-красным. Императору казалось, что кто-то накинул на мир красную пелену, и пока он не выпустит свой гнев и жажду убийства, ничто не спасет этот мир, залитый солнечным светом, который сейчас скрыт от него кровавой пеленой.
Перед лохосами армии Мирэй раскинулась растерзанная врагом Самата, вернее, то, что от нее осталось: обгоревшие остовы зданий с провалившимися внутрь крышами, обрушившиеся стены, закопченные мостовые, разметанные по площадям остатки некогда прекрасных скульптур, безвольно висящие на окнах ставни и занавеси, когда-то бывшие гордостью хозяек этих домов. Еще до начала боя Маэль видел тени прежних жителей города, что бродили среди обломков их жизней, словно говоря о том, что потеряно навек. И лишь, когда мирэйцы пошли в атаку, эти тени исчезли с улиц, растворившись внутри скелетов собственных домов. Казалось, что воздух до сих пор воняет кровью и горелым человеческим мясом. Но почему-то не это заставляло воинов Мирэй скрипеть от ярости зубами. Главные ворота Саматы, гордость и краса портового города, исчезли в вечности, превратившись в груду бесформенных камней. Лишь отдаленно в них угадывались очертания скульптур, что украшали их своды. Их уже нельзя было восстановить, император это понимал, и его это гневило так же, как и покалеченный императорский дворец, чей наполовину обглоданный остов возвышался над городом.
В крови Маэля вновь вскипела ярость. Гнев, захватывающий душу, застилающий глаза кровью, пропитывающий своей чернотой кости, затапливающий самое его существо неконтролируемой яростью. Очередной безликий враг вскрикнул под его ударом, расставаясь с жизнью и глядя остановившимся взглядом на того, кто отнял его жизнь. А тот отчетливо почувствовал, как клинок его меча встретил сопротивление кольчужных доспехов, поддоспешной одежды, плоти… Император облизнулся, слыша этот протяжный вздох, что сорвался с губ поверженного противника. По улицам Саматы снова текла кровь, но в этот раз не мирэйская, а тех, кто посмел захватить этот город.
– Ваше величество, – голос командующего его гвардией вырвал императора из боевого угара, которому он с радостью дал себя охватить.
– Говори, Элер, – Маэль поднял забрало, позволяя себе вдохнуть обжигающий, терпкий запах битвы, заполнить им легкие, буквально ощутить безумие боя изнутри. – Что у тебя?
В нос ударил металлический, отдававший сладковатым отблеском, запах крови. Он тут же заскрипел на зубах, словно песок, принесенный ветром. Такой привычный и вечный и вместе с тем пугающий, как самые потаенные страхи, которые прячут люди в глубинах своей души.
– Крепость правителя Саматы держится, – голос Элера ан Кьель да Скалэя звучал устало, несколько хор боя, уже проникли в его мышцы, сковав их.
Они перемалывали заполонивших Самату врагов без устали. Время слилось в единую, огромную бусину, которая уже не делилась на мгновения. Мышцы Маэля протестующе заныли, стоило ему только ему остановиться, перестать рубить врагов, а боевой ярости, в которой он пребывал с начала атаки на Самату, уйти, оставить его без своей поддержки. Император упрямо тряхнул головой, стискивая зубы. Сейчас не время отдыхать. Впереди их ждала война за империю.
– Наши успехи?
– Дворец отбит, мы освободили несколько кварталов, идут бои за порт, ваше величество.
– Хорошо. Перекиньте один лохос на крепость, командующий, – Маэль повернулся к Линарту ан Эльди Вираю, который как раз в этот момент подъехал к своему императору. Мужчина поднял забрало и старательно вытирал пот с лица, насколько ему это позволяли перчатки, но скорее размазывал копоть и кровь. – Следует отбить ее у противника как можно скорее. Гарнизон поможет нам. Ударим с двух сторон.
– Слушаюсь, ваше величество.
Командующий армией империи Мирэй нехотя опустил забрало, развернул коня и галопом умчался в сторону командной ставки, насколько позволяли ему силы уже порядком измотанной лошади. Двадцатый фениксовый лохос тут же пришел в движение, активно маневрируя в сторону крепости. Ее защитники словно почувствовали скорое освобождение. Их фигурки на стенах пришли в движение, на стенах появились стрелки. Захватчики постарались ударить в стены тараном, несмотря на весь хаос, что творился вокруг, но гарнизон огрызнулся залпом из луков, который значительно проредил прижавшихся к их стенам врагов.
Тяжелая, казалось, неповоротливая махина конного лохоса довернула, наконец, правый фланг и приливной волной с головой накрыла жалкие остатки наглецов, дерзнувших когда-то захватить имперский город. Все офицеры лохоса были в первых рядах и рубили одетых в безликие черные доспехи врагов, не позволяя им вырваться из смертельной ловушки, которую им столь быстро организовали мирэйцы. Зажатые между наступавшим на них лохосом и стеной крепости, которую они так и не смогли взять, они быстро гибли под ударами мечей воинов Мирэй, которых, казалось, подпитывала ярость бога войны Уна, наконец-то переставшего терпеть врагов, топчущих его земли. Та самая, которую лишь несколькими мгновениями ранее испытывал их император в жажде мщения.
– Интересно, как им удалось выстоять все это время? – спросил Маэль, наблюдая за тем, как распахиваются ворота одетой в серо-голубой камень резиденции правителя Саматы и оттуда стремительной волной вырываются ее защитники, вливаясь в битву.
– Могу предположить, что там укрылись и саматские эльфы, некоторые из них, надо полагать, не пожалели своих жизней, чтобы установить магический щит, который и не смогли пробить наши враги, – ответил ему Элер, замерев рядом со своим императором, и зорко следя за тем, чтобы тому ничего не угрожало.
– Что ж… Стоит их хорошо наградить потом за столь верную службу империи. Но потом. А пока отвоюем Самату у этих выродков, Элер.
– Всенепременно, ваше величество.
Командующий императорской гвардией Элер ан Кьель да Скалэй щелчком опустил забрало, готовый сопровождать Маэля хоть в подземный мир Ула, если тот туда отправится, дабы защитить свою империю. Гвардия следовала за своим императором сквозь хаос битвы за Самату, прикрывая его от ударов врагов, в то время, как он уничтожал их одного за другим, упиваясь убийствами. Его радовало, когда металл прогрызался сквозь металл, когда его ушей касались звуки, срывавшиеся с их губ, когда жизнь гасла в их глазах. Маэль мстил. И эта месть грела его душу, принося сиюминутное удовлетворение.
