Сигаретный дым, зависший в кабинете, уже успел побледнеть и рассеяться, а ее все не было. Рид Баве шумно опустился в кожаное кресло и тихо крякнул, удобно устраиваясь в нем. Часы пронзительно отбили десять, и по всем гласным и негласным законам разведки, – да и простого человеческого терпения, – ждать дольше было невозможно. Баве уже собрался шумно и глубоко выдохнуть, как тяжелая дверь кабинета открылась и пропустила женщину.
Взглянув на нее, руководитель отдела засомневался в верности своей памяти, ведь согласно досье, новому агенту было всего восемнадцать, но перед ним была настоящая дама: элегантный костюм и шляпка с вуалью не давали в этом усомниться. Поднявшись, Баве ловко застегнул мундир, и вышел из-за стола, на ходу протягивая руку для приветствия. И только подойдя ближе и заглянув в лицо девушки, он подумал, что с такой красавицей можно было бы проявить больше галантности. На мгновение ему даже захотелось ей подмигнуть. То ли от радости, что она не заметила его лицевого протеза, – а если и заметила, то никак этого не показала, – то ли просто потому, что в его подчинении теперь находилась она, Элисон Эшби, новый агент внешней разведки Великобритании. Но он вовремя опомнился, и указав кратким жестом на стул, вернулся к своему креслу. Элисон села на указанное место и посмотрела на Баве.
«Забавно, – подумал он, – за окнами бушует 1933 год, воздух буквально разрывается на части от напряжения и скорой грозы», – о которой он, благодаря своему положению, знает гораздо больше других, – а эта девочка смотрит на него своими чистыми глазами так невозмутимо и кротко, что…
Стук пальцев по деревянному подлокотнику прервал размышления генерала.
– Мисс Эшби, это Эдвард Милн. С этого момента вы работаете в паре. И учтите, – Баве понизил голос и заговорил быстрее, – Сейчас я назвал вас настоящими именами, но отныне и всегда, во время службы, вы должны обращаться друг к другу согласно вашим псевдонимам. Это ясно?
– Да, генерал, – четко ответил тот, кого Баве только что назвал Милном.
Рид посмотрел на Эшби, и она едва заметно кивнула. «А все-таки страшно отправлять ее туда» – мелькнуло в мыслях Баве. Его взгляд с сожалением скользнул по лицу девушки.
– Вы едете в Берлин. Завтра.
Слова генерала прозвучали в тишине кабинета почти как приговор. Все трое прекрасно понимали, что «завтра» – тридцать первое января, а сегодня, 30 января 1933 года в Германии произошло то, что вполне может перевернуть весь этот мир: Атольф Грубер получил власть. «И перевернет!» – успел подумать генерал. С шумом захлопнув папку, лежавшую перед ним, он быстро поднялся из-за стола.
– Шифровки вы получите сегодня в 17:15, по тому же каналу. – Баве остановился напротив разведчиков, и для них это значило, что встреча окончена. Эшби и Милн одновременно кивнули и молча направились к двери. Казалось, что сейчас они выйдут из кабинета так же синхронно, но Милн задержался у двери, пропуская свою коллегу вперед, и бесшумно закрыл за собой дверь.
***
Выйдя из здания, они все также молча перешли на другую сторону улицы, и, оказавшись на Queen Anne’s Gate, остановились возле статуи королевы Анны. Эдвард услышал, как девушка тихо прочитала надпись на памятнике:
– Anna Regina… – и посмотрела вверх, но не на лицо королевы, а на маску в чалме, которая пялилась на них сверху жуткими пустыми глазницами.
– Мы встречались раньше? – Милн закурил сигарету, выпуская дым в сторону.
– Вы знали, что раньше здесь была благотворительная больница? – Эшби оглянулась и вопросительно посмотрела на него.
Эдвард усмехнулся краем тонких губ. Он мог ни о чем не спрашивать, – об Элисон Эшби он уже знал все, что ему следует знать в рамках их совместной работы. И все же, он, который до этого дня всегда работал один, до сих пор не мог привыкнуть к мысли о том, что отныне, – и кто знает, как долго? – у него есть напарник. Напарница. Милн поморщился от этого слова, прозвучавшего в его мыслях по-деревянному неповоротливо, и посмотрел на девушку. Почему у него снова такое чувство, будто он уже видел ее раньше? Какая-то нелепость. Такая же, как ее шляпка, – маленькая и черная, с короткой вуалью-сеточкой, наполовину скрывающей лицо, отчего ему казалось, что с ним говорит не сама Элисон, а только ее губы, накрашенные красной помадой, блестящей в лучах солнца. Милн приподнял бровь и сделал два шага вперед, приблизившись к Эшби.
– Я узнала тебя, Эд, – произнесла девушка с ударением на его имени. – Только не думала, что ты здесь. – Она кивнула в сторону здания, из которого они только что вышли, и с улыбкой посмотрела на мужчину.
Милн с удивлением взглянул на девушку. Этого не может быть. Она?..Эдвард так пристально вглядывался в ее лицо, что Элисон, не выдержав паузы и его слишком серьезного взгляда, звонко рассмеялась и подняла вуаль шляпки, изящно убирая сеточку наверх. Эдвард закрыл глаза, словно отказываясь им верить.
– Я должен был узнать тебя. По глазам.
Его суровое лицо немного смягчилось в свете теплой, растерянной улыбки. Пробежав по лицу Эдварда быстрой искрой, она почти сразу исчезла, уже ничем не выдавая своего недавнего присутствия. И только блеском, зажженным теперь в светло-голубых глазах Милна, она с любопытством и недоверием подглядывала за рыжей девушкой. Милн хотел сказать что-то еще, что-то очень важное, – в его памяти одно воспоминание сменялось другим, – но не успел. Элисон ушла, коротко, с улыбкой, сказав:
– До встречи.
Пластинка затрещала мелкими искрами, и Элис услышала, как в дверь постучали. Тихо, едва слышно. Спрятав «Энфилд» за спину, она бесшумно подошла к дверному глазку. И выругалась. Потому что это был Эдвард. Зачем он пришел? Они же виделись всего несколько часов назад. Эл наблюдала за тем, как он поправляет воротник пальто, но, устав ждать, негромко назвала его по имени.
– Эдвард?
– Элис, нам нужно поговорить.
Нервно выдохнув, девушка повернула дверную ручку и отошла от двери.
Коридорная лампа тускло осветила Милна со спины, делая его фигуру еще выше и строже. И на мгновение Элис показалось, что это не он, и за ней пришли. От страха горло судорожно сжалось, она подняла голову высоко вверх, а руки безвольно опустились вдоль тела. И в правой все еще был зажат пистолет.
Но вот Эдвард сделал шаг вперед.
И еще.
Оглянулся по сторонам, убедился, что кроме них здесь никого нет, и тихо закрыл дверь.
А потом долго стоял и смотрел на Эл. Почти также чудесно, как тогда, на Рождество. И ей снова показалось, – правда, теперь другое, – он обнимает ее за плечи, улыбается и нежно целует. А она смотрит на него изумленными глазами, и не верит, что это – с ней. И чувствует спиной холодное оконное стекла, и по коже бегут мурашки. И чем дольше длится поцелуй, тем невероятнее становится ей оттого, что он, взрослый, целует ее. А для нее все впервые, и замирая от изумления, она все еще боится, что в гостиную вернется брат и увидит их. Страшнее этого, наверное, только то, что все это вдруг окажется неправдой, и уйдет, окажется сном.
