Я уныло размазывала ложкой по дну тарелки ненавистную манную кашу. Фу, какая же она гадкая! Склизкая, со множеством комочков. Просила же мать никогда не варить ее на завтрак.
– Ты не будешь? – спросил в этот момент мой брат Раус, который был младше меня на три года.
Я отрицательно мотнула головой, и он с готовностью придвинул к себе тарелку. Тут же отправил полную ложку в рот и зажмурился от удовольствия.
– Спасибо, Лютик, – прошамкал он с полным ртом.
Я не сумела сдержать улыбки.
Раус, по-моему, готов есть с раннего утра и до позднего вечера. Что самое удивительное – толстым он при этом не был. Скорее, коренастым и плотным, но не толстым, отнюдь. Брату было всего четырнадцать. Однако его силе мог бы позавидовать любой взрослый. На моих глазах он однажды приподнял толстенный ствол дерева, которое после сильного ветра упало и перегородило дорогу к озеру. А затем оттащил его подальше от тропинки, не особо запыхавшись при этом.
Кстати, об озере! Я ведь хотела с утра пораньше сбегать и искупаться. К обеду туда обязательно подтянется куча малышни. Будут визжать, брызгаться, шалить. К тому же я любила плавать нагишом, потому что платье вечно путалось между ног, а потом неприятно липло к телу. Ну уж нет, не нужно мне такое счастье. А прилюдно обнажаться мне по вполне понятным причинам совершенно не хотелось. Еще, не приведи небо, Грег припрется. Руки-то побоится распускать. В последний раз я знатно его по щекам отхлестала. Но и терпеть его сальные взгляды и пошлые шуточки как-то совсем не хочется.
И я решительно встала из-за стола.
– Лютик! – В этот момент мать отвернулась от раскаленной плиты, на которой что-то скворчало и плевалось жиром. – Ко мне тут намедни родители Грега подходили.
Я не удержалась и скорчила красноречивую гримасу.
Неужели этот рохля пожаловался на меня? Восемнадцать лет парню, а все защиты у родителей просит!
– Они говорят, что по осени готовы сватов к нам заслать. – Мама вытерла руки о передник и внимательно посмотрела на меня.
Моя гримаса превратилась в оскал боли.
Грег? Хочет заслать сватов ко мне? Но это же катастрофа!
– Он же противный, – подал голос Раус, который, не наевшись двумя тарелками каши, сооружал себе гигантский бутерброд из куска хлеба и пласта домашней буженины. – Толстый, волосы вечно жирные и аж три подбородка висят! Да и воняет от него кислятиной какой-то.
– Ну и что? – мать пожала плечами, не удовлетворенная такими доводами против свадьбы. – Главное, что семья Грега вполне зажиточная. Свое стадо коров держат, телят на продажу гоняют. И жить молодые будут в отдельном доме. Как раз достраивается.
– Мама! – вскинулась я, осознав, что та уже приняла решение. – Раус прав. Этот Грег мерзкий! От него воняет!
– Перед свадьбой помоется небось, – строго отрезала мать. – Жена на то и дана мужчине, чтобы любить и направлять на верный путь.
– У него даже грудь больше моей! – Я готова была заплакать от отчаяния.
Неужели родители и впрямь отдадут меня замуж за этого жирного свинтуса? Фу, меня аж передергивает от омерзения, как представлю, что Грег будет меня целовать и обнимать. Ему же ничего не стоит рыгнуть прямо при всех.
– Ты все равно готовить не умеешь, вот и похудеет. – Мать уперла руки в бока, всем своим видом показывая, что спор бесполезен. – Лютеция, и вообще, что ты ерепенишься?
Я грустно понурилась. Если мать назвала меня полным именем, то это верный признак того, что пора прекращать пререкаться. А то ведь точно хворостиной по спине получу, как получала уже не раз и не два. У матушки разговор с болтунами был коротким.
– Семья у Грега хорошая, – уже мягче продолжила мать, видимо, желая каким-либо образом подсластить неприятное известие. – Да и Грег вроде тоже парень ничего. Да, полноват малость. Но это дело поправимое. Глядишь, через годик уже малыша нянчить будешь. Тогда тебе не до разглядываний недостатков мужа станет. В общем, мы с отцом уже все обсудили. Нечего тебе в девках засиживаться. Как говорится, стерпится – слюбится.
– Я пойду, – хмуро проговорила я, не глядя на мать.
Внутри все звенело от негодования и несправедливости происходящего.
– Иди-иди, – милостиво разрешила мать, вновь повернувшись к плите. – Догуливай свои последние свободные денечки.
Я тихонько всхлипнула от столь своеобразного пожелания, но прикусила губу, не позволяя себе расплакаться в полный голос. И выскочила из кухни как ошпаренная.
Стоя на крыльце, я невидящим взглядом уставилась прямо перед собой, не замечая всей красоты летнего утра.
