Степаша подыхаша, президеша идиоша
10.08.1999
Кремлевская гильотина нежно чмокнула – и целлулоидная голова Степашина, бормоча неоконченную шутку, покатилась в корзину, где, вывалив синие языки, выпучив страшно глаза, лежали другие отсеченные головы: Примакова, с характерным желтым жирком на обрубленной шее; Кириенки, которая, и отрубленная, продолжает кивать; Черномырдина, с металлическими пружинами и гайками, торчащими из рваного горла. Там же, изрядно подгнившие, издающие характерный запах, валялись круглая, как арбуз, голова Гайдара, рыжая, как тыква, – Чубайса, черная, как баклажан, – Немцова.
Для Ельцина отправить в отставку правительство – как малую нужду справить. Именно так и отнесся народ к отставке Степашина – словно к маленькой смешной гадости, которую совершил президент, известный мастер мочиться прилюдно.
Степашина искренне жаль. Молодой демократ, недотепа, из пожарников, прямо с ночного горшка, по костям своих товарищей, расстрелянных в Доме Советов, по трупам русских солдат, погибших в Чечне, по выгнутой радикулитом спине Примакова, взобрался на самую вершину кремлевской елки. Распушил перья, раскланивался во все стороны, читал стихи, декламировал прозу, шутил с Шираком на тему бургундских вин, с Гором философствовал на тему русской водки, пританцовывал, шаркал ножкой, давал честное генеральское слово, нравился дамам, мнил себя гордым орлом. И вот те раз – стащили за ноги с елки, оторвали башку, ощипали, как обыкновенного петуха, и бросили в суп.
Путина не жаль, хотя его тоже ощиплют. Когда Ельцин назвал его наследником, который способен, благодаря своим заслугам перед Россией (Это каким же? Присоединил Сибирь, покорил Кавказ, построил флот, освоил Космос, написал «Ивана Сусанина», открыл таблицу Менделеева, выиграл Отечественную войну?) – благодаря заслугам он способен сплотить общество и повести страну в ХХI век, большинство русских политиков тут же тихо его возненавидело и стало рыть ему могилу. Кроме Собчака, которому по сей день предан этот чекист-«собчакист», и Чубайса, с которым Путин одной масти, – все остальные сразу взялись за лопаты. «Под камнем сим лежит разведчик, довольно блеклый человечек».
Появление тихого, как землеройка, Путина в самом центре русской катастрофы, где кровью хлюпает Дагестан, останавливаются на полях комбайны с пустыми баками, тлеет рубль и поминутно дорожает хлеб, – это появление пройдет незаметно. Его шелковистую шкурку аккуратно сдерут и повесят на забор рядом с косматой, мокрой, отдающей зловонием шкурой кремлевского медведя, которого устал водить на цепи Березовский и на которого уже спущено множество злых и неблагодарных собак из «Отечества».
В редакцию пришла телеграмма с пометкой «срочно».
«Цэкабешенство продолжается. Фунтик лопнул. Началась путина. Подробности гробами. Сибирский цирюльник.»
Помет Явлинского на танковой броне
05.10.1999
Армия зашевелилась. Накапливает группировки. Выстраивает дымные колонны. Утюжит жирную землю гусеницами. Стягивает батареи гаубиц. Медленно, угрюмо переваливает через границу Чечни. Летучие группы десантников садятся на высоты. Невидимый «спецназ» ныряет в лесозащитные полосы. Штурмовики точными взрывами выкорчевывают доты, склады оружия, опорные пункты чеченцев. Вертолеты огневой поддержки истребляют гранатометчиков. Армия уходит в Чечню осторожно, щупая стволами пушек каждый перевал, перекресток, околицу села, всякий бугорок и ложбинку. Генералы действуют умно. Изучают аэрофотосъемку и данные космической разведки. Берегут солдат. Не пускают на передовую назойливых двуличных журналистов. Ведут информационную войну с чеченцами, с прочеченскими СМИ и политиками. Недоверчиво оглядываются на Москву, где у них за спиной многоопытные во лжи и предательстве хитрецы и лицемеры строят планы своей собственной «чеченской кампании».
Березовский, надеясь использовать страх перед взрывами и кровь кавказской войны, мечтает о чрезвычайном положении, отмене выборов, сбережении «семьи», над которой нависла угроза страшных разоблачений и неминуемой расплаты за злодеяния.
Абрамович с Аксененко, пользуясь военной шумихой, под рев похоронных оркестров захватывают госмонополии, вытесняют конкурентов, давясь, сжирают, подобно ненасытным овчаркам, еще один жирный ломоть собственности.
Премьер Путин, поначалу робкий, как паж, смелеет, начинает кипятиться, стучать кулачком по лакированному столику, прибегает к сочным, почти казарменным выражениям. И вот уже на голову ему планирует маленькая театральная треуголка, и он видит себя преемником, стоящим в головах у царственного гроба. Глядит на венки, шепчет заученную инаугурационную речь.
На Явлинского больно смотреть, таким он стал патриотом. Для него любить Россию так же противоестественно, как змее – лететь в небесах. Но он пыжится, подпрыгивает, покрывается багровыми пятнами, грозит чеченским злодеям. С одной только целью, чтобы избиратели хоть немного забыли его продудаевские, пробасаевские речи во время прошлой чеченской войны.
Лукин, матерый натовец, в кальсонах из звездно-полосатого флага, позирует на фоне взлетающих русских ракет, предупреждая своих любовников в НАТО от вмешательства в чеченский конфликт.
Степашин, целлулоидно-пустой, наполненный гулким горохом, надеясь восхитить русских дам, предлагает себя Масхадову взамен Басаева и Хаттаба. Не понимает, глупенький, что обменный курс совсем иной и он, Степашин, не стоит волоска в смоляной бороде любимого им ваххабита.
Черномырдин кажется голым, в дегте, в куриных перьях, когда грозит террористам расплатой, священным возмездием. Будто русский народ – дебил и запамятовал, как этот друг Гора и Зыкиной, весь в крови медвежат и защитников Дома Советов, отпустил на свободу Басаева, который потом в благодарность взорвал два дома в Москве.
