Когда Женя училась в четвертом классе, хулиганистый Макс принес в школу диск. Класснуха как раз просила поделиться – включить на классном часе самую любимую песню. Макс шутки ради еще и звук на магнитофоне на полную подкрутил. Как грянул ураганный немецкий рок!
Гулкий глубокий голос запел о чем-то важном. Класснуха вздрогнула, уронила ручку. Мальчики заржали. Девочки захихикали. Максику заслуженно прилетела красная запись в дневник. А Женя после уроков подошла к наглой школьной звезде, любимчику всех девочек параллели, и, стесняясь, спросила:
– Что это было? Макс, что ты включил?
Спортсмен и красавчик с презрением посмотрел на тихоню. Кошмарно одетая, короткостриженая, сутулая, блеклая Женя была ему неинтересна. И вот удивила вопросом. Он ответил, что это запись его любимой группы. Но никакими особенными сведениями, кроме имени лидера, поделиться не смог. А Женя, что называется, залипла…
Когда стали распределять группы учить иностранный язык, на выбор давали английский или немецкий. Само собой, все хотели изучать инглиш. А немецкий доставался лузерам. Именно к такому сорту людей Женя относилась по факту рождения, но не по оценкам. Отличница могла претендовать на хороший выбор – английский. Но она сжала кулачки и повторила для класснухи еще раз:
– В немецкую группу запишите меня, пожалуйста.
Женя хотела знать, о чем поет, кричит и шепчет невероятный немецкий рок-музыкант.
Мама – уборщица на заводе, папы нет и не было. Жизненный старт у Жени был трудный, почти с самого низа социальной лестницы. Но специально для тихой невысокой светлой девочки – она так чувствовала – пел Тилль. Вот!
Через два года усерднейших занятий, краснея от многих выражений, Женя смогла переводить распечатанные тексты песен Тилля. Через четыре года – понимать на слух все, что он пел на родном немецком. Он был и есть настоящий поэт. И о смыслах, глубинах его произведений Женя может говорить часами.
Вернемся к ее учебе в школе в то время – пятерки.
К жизни вместе с мамой – безденежье, нехватка витаминов, скудная еда, заношенная, всегда с чужого плеча, одежда. Но мама любила Женю, девочка знала это. Бабушка позже рассказывала ей, что, когда Оля узнала, что ждет ребенка, а любовник шарахнулся, обругал и исчез с горизонта, у глупышки, только-только закончившей школу, даже не мелькнула мысль об аборте. Хотя ужаснувшиеся родители и предлагали ей избавиться от «плодов греха».
– По рукам и ногам повяжет младенец. Что делать будешь, дура?
Оля справилась. Как смогла, как сумела. Жили трудно, но при этом девочка всегда чувствовала душевное тепло. Женя удивлялась, когда видела, как мамы на улицах кричат на своих детей, бьют. Представить, что ее мамулечка замахнется, ударит или просто повысит голос, было невозможно.
Да. Она была необразованной, слишком скромной, иногда вялой или медлительной. Но не тупой, не равнодушной, не бессердечной.
Врач научил делать массаж – Оля возилась с малышкой, разминая ее спинку, ручки и ножки. Воспитательница детского садика заметила, что сообразительная девочка легко учится читать… И ей это нравится… Оля пошла с малышкой в библиотеку. Дома появились книги. От простых, с крупными буквами Женя быстро перешла к детским энциклопедиям и сборникам рассказов классиков. Учительница языка Шиллера и Гете сказала, что у девочки талант… Оля подумала немножко, повздыхала и предложила немке убираться у нее дома, что угодно еще делать, помогать за дополнительные уроки (денег у нее не было). Галина Викторовна поджала губы и наотрез отказалась от таких жертв, но бесплатные занятия – два раза в неделю по часу – для Жени назначила. И не пропускала их ни разу. Давала свои учебники и книги. Пусть потрепанные, но такие необходимые, и не заставляла покупать пособия.
Кое-как одетая и обутая девочка выиграла сначала школьную, потом городскую олимпиаду. Бабушка и дедушка пытались помириться с дочерью и внучкой давно, примерно к пятому-шестому классу это почти получилось. То есть стали общаться, встречаться. Старики тоже были не богаты – библиотекарь и водитель автобуса на пенсии. Но трудности с едой для Оли и ее дочери закончились.
А из заводского общежития они вскоре переехали в двухкомнатную квартиру Беловых-старших.
Женя видела, что между мамой и стариками словно толстое стекло. Но это понятно. Тринадцать лет биться с судьбой в одиночку, без помощи и поддержки… Накопилось множество обид. Женя старалась по-прежнему встретить маму с работы. Разогреть ей ужин. Но и к дедушке с бабушкой она тянулась.
Впервые услышав, как она читает немецкие стихи (забывшись, вышла на кухню в наушниках, а голос не понизила), бабушка уронила стопку чисто вымытых тарелок. Потом села на табурет и заплакала.
Женя заметалась – что случилось?
– Что дать? Воду? Лекарство?
Бабушка только отмахивалась руками. Потом объяснила, что ревет от счастья. Этого девочка не поняла. Хотя и видела, что старушка не врет. Давиться слезами от радости? Ну… Взрослые люди бывают такими странными.
Женя и мама перед сном три или четыре раза в неделю ходили вокруг дома. Что-то вроде ритуала. Женя рассказывала интересное из истории, из литературы. Мама слушала, хвалила, что дочь такая умница и столько помнит. Эти негромкие искренние слова поддержки были дороже любых грамот.
Учиться – со стипендией, с проживанием – Женя уехала в Берлин. Нет, не к Тиллю поближе, просто девочка придирчиво выбирала вуз, в который будет поступать, советовалась с неравнодушной Галиной Викторовной и решила, что немецкий диплом точно не повредит. Хорошо, что на свете есть скайп. Она общалась с родными несколько раз в неделю. Просила их жить дружно, ждать ее возвращения. Старики и мама обещали. Стена между ними потихоньку таяла.
Женя не осталась в Германии, ее манила Москва. И не из-за циничной хлесткой песни Тилля о нашей столице. Нет. В Москву, в которой она впервые побывала проездом получать визу в Германию, Женя влюбилась всем сердцем. Как в песне Rammstein. Это было второе яркое, с ног сшибающее чувство в ее жизни. Появится и третье. Позже.
