Видавший виды ТУ-134 спрыгнул с небес и, грузно спружинив колёсами шасси, покатился по взлётной полосе, теряя скорость. Колонна дембелей в пушистых шинелях, начищенных до зеркального состояния ботинках и высоких квадратных шапках с краснозвёздными кокардами смотрела на самолёт и ждала его посадки. И он остановился. Торопливо – опоздать он, что ли, боялся? – к самолёту подкатил трап, открылась дверь, и наружу, в колонну по одному, начали выходить заспанные солдаты.
– Пупки! – радостно закричали дембеля и начали движение навстречу.
– Добро пожаловать в Польшу! – приветствовал вновь прибывших бравый, крепкого телосложения сержант, когда колонны поравнялись.
– Вешайтесь, пупы! – весело вторил ему рядовой с густым светлым чубом и в шапке, еле державшейся на затылке.
Новобранцы молчали, лишь самые бойкие, зная, что им за это ничего не будет, нагло возражали.
– Да пошёл ты! Сам вешайся, чмо!
– Мы ваших баб едем драть! – не унимались дембеля.
– А мы ваших давно уже отодрали! – слышалось в ответ.
Но ни злости, ни ненависти в голосах ни тех, ни других не было. Скорее всего, это был какой-то многолетний армейский ритуал. Я молчал, мне лень было надрывать глотку и обмениваться пустыми оскорблениями с людьми, которых я, скорее всего, никогда больше не увижу. Я шёл в колонне новобранцев, и мне было о чём подумать. Дембеля между тем влезли в нагретый нами самолёт, а мы подошли к двум тентованным «шестьдесят шестым» ГАЗончикам. Из кабины одной из машин вылез ловкий, бывалый солдат и подошёл к нам.
– Здорово, пацаны! – приветствовал он нас.
– Здорово! Привет! – вразнобой ответили мы, с интересом его рассматривая. Среднего роста, среднего телосложения, круглолицый, с голубыми, нагловатыми глазами.
– Откуда прибыли?
– Из Куйбышева. Из учебки, – за всех ответил я.
– Две сопли там навесили? – спросил водитель, указывая на лычки младшего сержанта на моих плечах.
– Там.
– Сам откуда?
– Из Уфы.
– Не земляк, – без особого, впрочем, сожаления, констатировал водитель. – Пацаны! Часы есть у кого-нибудь?
– Ну есть, и чё? – спросил один из моих сослуживцев по кличке Зелёный. – Время узнать хочешь?
– Купить хочу, – как-то хитро улыбнувшись, ответил водитель, – покажи, заценю.
Зелёный нехотя задрал рукав шинели, обнажая тёмное запястье, на котором блеснули довольно приличные часы.
– Продай! – предложил водитель, по достоинству оценив хронометр.
– Не могу. Подарок.
– Подарок? – рассмеялся боец. – Да у тебя в роте какой-нибудь дедушка Советской армии их бесплатно отберёт, ему насрать: подарок это или нет. А я тебе хорошие деньги предлагаю. Пятьдесят злотых!
– Пятьдесят злотых? – протянул Зелёный. – А это сколько?
– Считать не умеешь? В школе плохо учился? – снова рассмеялся водитель и взглянул на меня, ища поддержки. – Пятьдесят рублей! Вот сколько!
Пятьдесят рублей за подержанные часы – это была хорошая цена! Очень хорошая! Зелёный задумался.
– Да продавай, даже не думай, – видя сомнения Зелёного, начал настаивать водитель, – через год, у молодых, себе ещё лучше добудешь.
И Зелёный сдался. Часы перекочевали на руку нового хозяина, а в карман уже бывшего их носителя опустилась невзрачная бумажка в пятьдесят злотых. Донельзя довольный покупкой, водитель исчез, а к нам подошёл ещё один наш сослуживец и мой земляк Альберт Суворов.
– Вы чего тут суетитесь с этим водилой? – спросил он.
– Да вот Зелёный часы продал.
– Часы продал? – заинтересовался Суворов. – И за сколько?
– За пятьдесят злотых, – Зелёный достал из кармана купюру, и протянул её Альберту.
Тот рассеянно повертел бумажку в руках, о чём-то задумался и вдруг воскликнул:
– Ну ты и дурак!
– Ты за языком то следи! – набычился Зелёный.
– Да чего там следи! – осадил его Суворов. – Ты хоть знаешь курс злотого к рублю?
Зелёный был деревенским парнем, и, конечно же, он знать не знал и ведать не ведал ни про какой курс. Не знал и я. Когда-то в школе преподаватель обществоведения говорила нам, что один североамериканский доллар стоит шестьдесят советских копеек, а вот про злотые…
– Ну и какой курс? – бледнея лицом, поинтересовался Зелёный.
– Один рубль стоит тридцать злотых! Понял? – Суворов постучал костяшками пальцев по кокарде Зелёного. – Теперь посчитай, за сколько ты свои часы продал.
– Меньше двух рублей! – ахнул я. – А откуда ты про курс знаешь?
– У меня одноклассник в Польше служит. На полгода раньше меня призвался. Мы переписываемся с ним. Где этот водила?
Водителя мы нашли в кабине. Он сидел за баранкой и попыхивал сигаретой.
– Вылезай, чмо! – заорал Зелёный. – Оглох, что ли? Вылезай!
Водитель изменился в лице, распахнул дверь, и, выплюнув сигарету, спрыгнул вниз.
– Ты охренел что, ли душара! Ты кого чмом назвал? – он с силой толкнул Зелёного в грудь.
Тот отлетел на пару метров, но на ногах удержался. Честно говоря, мы не ожидали такого напора от водителя и очень сильно опешили.
– Часы верни, – выдавил из себя Зелёный.
– С какого я тебе должен их возвращать? Ты часы продал? Продал! Деньги получил? Получил! Так что рот свой чмошный закрой! Понял?
– Курс… – начал было Зелёный.
– Раньше надо было думать, – отрезал водитель, – ты на кого вообще пасть свою открываешь? Пупок! Смотри, а то не дай бог попадёшь в мою роту… – он обвёл нас своими бешеными глазами, – Отошли от машины!
Деваться было некуда, и мы как оплёванные отошли.
– То-то же! – водитель повернулся к нам спиной и с видом победителя начал залезать в кабину.
Но справедливость всё-таки существует на свете. Точно вам говорю! То ли рука его сорвалась с дверной ручки, то ли нога соскользнула с колеса, но мошенник-водитель упал! Широко раскинув руки и не успев сгруппироваться, он гулко ударился об бетонку. Изумлённые, мы замерли на месте, наблюдая за происходящим. Прошло несколько секунд. Водитель застонал, коротко выругался, перевернулся сначала на бок, потом на живот, упёрся руками в бетон и наконец-то поднялся на ноги. Его слегка пошатывало.
– Чего уставились? Пошли отсюда! – заорал он на нас.
Цинично разочарованные, что водитель остался в живых, мы побрели восвояси.
– Бля! – неожиданно раздалось за нашей спиной, и мы синхронно повернули головы.
Сгорбленный водитель стоял и с ужасом смотрел на своё левое запястье, на котором болтались вдребезги разбитые часы! В отличном расположении духа мы возвращались к своим. Больше всех радовался Зелёный.
12. 02. 22.