В Глухом Лесу они расстались.
Боялись люди Леса этого, но иногда самые отчаянные все же забредали сюда, хоть и недобрая слава окружала его.
Провожала Семерина своего суженого Плимаса в поход с воеводой Вотерей.
Скрылся из глаз Плимас, растворился в дымке утреннего тумана. И тут же из тумана будто вынырнула старушка с лукошком.
– Ну что, милая, проводила своего суженого? – обратилась к девушке старушка.
А Семерина и глаз поднять не может, все платочек к лицу прижимает, слезы реками полноводными бегут. Всхлипнула она, постаралась улыбнуться, негоже людям на слезы смотреть, да слабость свою показывать. И посмотрела на старушку.
– Да, бабушка, проводила я Плимаса в поход, воевода позвал всех воинов на границу княжества, неспокойно там нынче.
– Не переживай, голубушка, – молвила старушка. Помогу я тебе печаль твою пережить, не будешь ты мучиться и убиваться сильно так, подержи мою клюку в руке, да и пройдет твоя горькая печаль, а там и оглянуться не успеешь, как твой жених вернется. И протянула свою клюку Семерине.
Семерина без раздумий, как за спасительную соломинку взялась за клюку. Уж так ей хотелось, чтобы Плимас уже поскорее вернулся.
И тут же превратилась в избушку на курьих ножках. А старушка приняла облик Семерины.
– Ну вот, милая моя, доверчивая моя красавица, – сказала старушка-колдунья, – теперь я твоего суженого буду ждать, и дождусь его. Уж больно он мне понравился. А ты стой тут себе тихонько. Лес-то все равно Глухой. Хоть обкричись, никто тебя не услышит. Не зря ведь зовут его Глухим Лесом.
А чтобы ты у меня не потерялась из Леса, посажу-ка я тебя на цепь. Да цепочка будет не простая, а золотая, но невидимая. Никуда ты из Леса и выйти не сможешь. Живи тут. А там посмотрим, что сделаем с тобой.
Рада была бы ответить старушке избушка, но не может.
А новоявленная Семерина, подхватив клюку и лукошко, направилась в деревню.
И потянулись дни ожидания возвращения из ратного похода Плимаса. Очень хотелось старушке-Семерине дождаться Плимаса, да свадьбу с ним сыграть.
День за днем, неделя за неделей, вот и год почти минул.
Вот и настал день возвращения воеводы со своим войском в родные края.
Гордо развевались на ветру знамена княжеские. С победой вернулись воины. С песнями вошли они в родное селение. А по правую руку воеводы ехал верхом на гнедом коне Плимас. Пришелся по душе воеводе Вотере богатырь Плимас. Ух, и смелости было в нем, и ума, да и бесстрашием был полон он.
Ехал воевода к князю, с докладом о ратных подвигах на границе княжества, да с рассказом о небывалой силе Плимаса. Да награды хотел просил у князя для отважного воина-богатыря.
А Плимасу не терпелось милую свою Семерину увидеть. Шепнул он на ухо воеводе что-то, улыбнулся тот понимающе и махнул рукой, соглашаясь с Плимасом.
Сжав бока боевого коня коленями, Плимас вскачь пустился к дому своей суженой.
Ворвался он в дом, будто ветер. Поклонился отцу и матери Семерины, а милую свою не увидел в доме.
– На речку ушла, видать, – молвила мать, – теперь она часто на берегу реки сидит. Сходи туда, может там её и найдешь.
Не думал Плимас, что ему надо будет искать свою суженую, думал, что будет ждать его, слезы проливая у оконца, да встретит его у порога дома. Но не всегда, видно, случается так, как в мечтах представляется.
У реки и вправду сидела девица. Обернулась она, услышав сзади шаги. Вскочила, да бегом бросилась навстречу Плимасу.
Обнялись они. Да вдвоем теперь на бережку сели. Разговоры длинные вели, все за руки держались. Хоть и насторожился было Плимас, из-за того что глаза Семерины иногда излучали надменность и холодность, но не придал он этому значения, времени-то много прошло, мало ли что случиться могло, надеялся он, что со временем уйдет из глаз суженой это новое для него и непонятное пока чувство превосходства-отчуждения.
Вечером расстались с девицей. Плимасу надо было к князю в княжеский двор прибыть, обещался воеводе.
Распрощались они, и Плимас, вскочив на коня, скрылся за поворотом.
На дворе князя шел пир. Праздновали победу воеводы и его дружины.
Обрадовался воевода прибытию своего могучего дружинника. Представил Вотеря князю богатыря Плимаса. Много слов добрых слов о ратных подвигах воина рассказал. Подивился князь рассказам, очень рад был он, что в дружине полное единство царит, да богатыри такие водятся.
И решил наградить Плимаса, узнав, что тот собирается женится, наделом земным с лесными угодьями.
Решил, да тут же бумагу и написал. И отходил по той бумаге богатырю надел с Глухим Лесом.
Плимас был очень рад такому подарку-награде. Он уже представлял себе вместо дремучего и темного Леса большое ржаное поле все-все в маках и васильках, а за полем лес, но не такой, как сейчас – страшный, а светлый, звонкий, сосновый, пронизанный солнечными лучами насквозь. А по полю бежит к нему Семерина, а вот и дети наши бегут, и увидел детвору, которая наперегонки бежала к нему, смеясь и радуясь отцу. Всё это за мгновение представил Плимас. Очень мечта эта яркая пришлась ему по душе.
Поклонился низко он князю и воеводе. Поблагодарил их от всего сердца за доверие и за честь, которую ему оказали.
А пир продолжился почти до полуночи. Ну тут и ночь наступила, и разошлись ратники по своим домам.
И Плимас вернулся в отеческий дом, когда уже звезды сияли в небесной выси.
Мать его еще не ложилась. Ждала. Сердцем чувствовала, что сын появится.
Потихоньку прошел Плимас в дом, боясь разбудить мать. Но увидев, что мать сидит на лавке у печи, подскочил к ней, схватил на руки, закружил её по дому, рассмеялся звонко, расцеловал её.
– Мама, матушка, милая моя, к тебе должен быть заехать в первую очередь, прости, что так поздно вернулся. Но ты ведь знаешь, что и к Семерине хотелось мне заглянуть, да к князю во двор тоже надо было явится.
– Неужто, сынок, я виню тебя? – удивилась мать. – Дело молодое твое и понятное, а князя не уважить нельзя, ты прав. А я тебя всегда дождусь. Я же матушка твоя, а материнская доля такая и есть: ждать, верить, надеяться да любить. Так что не печалься зря, сынок.
Почти до утра сидели мать с сыном рядышком. Все наговориться не могли, да насмотреться друг на друга. Рассказал ей сын про походы свои, про подарки княжеские и награды полученные, про Семерину тоже сказал, и добавил, что заметил в девице какие-то непонятные ему новые взгляды, в которых царила не то чтобы отчужденность, но какая-то холодность и надменность.
Матушка поведала ему историю своей жизни без него. А про Семерину сказала, что после отъезда Плимаса в поход ратный все заметили изменения в девице. Особенно её родители. Потому как скотина, которую раньше кормила и поила Семерина, криком стала кричать, только стоило Семерине зайти в хлев. Не давали коровы ей молока, козы разбегались в разные стороны, кони лягались. Но потом родные решили, что так на Семерину подействовал твой отъезд в поход и переживания её. И не отправляли её больше к скотине ни на дойку, ни для кормления её.
