– Просыпайтесь, бездельники! Подъем! Подъем!
Хриплые истеричные вопли дежурной вороны будили стаю, зажившую на деревьях между двумя пятиэтажными "хрущёбами".
Каждый новый день, ровно в полпятого утра, начинался сущий бедлам. Смотрящие стаи прочищали мозги нерадивым собратьям, распределяя их по помойкам, полям и прочим местам вороньего промысла.
– Марш по помойкам, дуры набитые! – драла глотку ответственная за побудку ворона – дневальный, затыкая огрызающихся соплеменниц. Голос у нее был такой резкий и наглый, что через несколько минут пререканий даже самые молодые и здоровые соперники сдавались.
Процедура покидания насиженного места длилась с полчаса, а потом все заканчивалось, и на ветках тополей оставались только часовые, лениво покаркивающие в течение дня, чтобы чужакам было ясно: тут территория стаи.
Чунька изо-всех сил ненавидела эту крикливую воронью бестию. С первым истошным криком маленькая кошечка просыпалась и больше уже не могла заснуть, пока стая не улетала. "Ух, жаль что я пока котёнок и не могу подпрыгнуть высоко-высоко, залезть на дерево и вцепиться этой гадине в хвост", – думала она. Еще мир казался ей страшно несправедливым от того, что малышам надо учиться лазить по деревьям, в отличие от взрослых кошек и котов.
Представив себе, как живущий при школьной столовой кот Рыжик ловко скачет по веткам, Чунька от зависти громко чихнула.
Чих получился, наверное, оттого, что вместе с котом, пахнувшем, по ее мнению, самым заманчивым кухонным образом, вспомнилось вчерашнее происшествие.
Небольшая собачья тусовка, обитавшая рядом со школой, подалась на стадион, дабы в полной мере насладиться облаиванием выставки декоративных собачьих пород. По мнению предводителя стаи Ромула, ничего позорней и отвратительней чем мальчики-болонки в руках у престарелых теток в мире не существовало.
Стая Ромула почти не обращала внимания и не трогала кошачьи семьи, жившие по соседству, в подвале одной из пятиэтажек по Витебскому проспекту. Так уж получилось, что сам Ромул вырос в этом подвале, вместе с Чунькиной мамой и другими бездомными кошками.
– А девочки-бульдожки симпатичнее, чем мальчики-болонки? – наивно спросила Чунька у Ромула, услышав его рассуждения по поводу собачьей выставки.
– Уф?! – от такой наглости пёс задумчиво почесал правой задней за ухом, но потом сказал:
– А ты что, малявка любопытная, никак хочешь с нами пойти? Ты же не лаешь!
Чунька не нашла что ответить, и её с собой не взяли.
Ну не взяли, так не взяли… Она долго не горевала, а пошла на разведку в школьный двор.
Уроки уже закончились. Поэтому, хватающих, тискающих, и треплющих за уши детей можно было не опасаться. Несколько старшеклассников, курящих на задворках, лишь лениво покискали вслед и тут же забыли. Зато от столовой все еще исходил манящий котлетный дух.
Около дверей сидел Рыжик и задумчиво икал. Перед ним лежала недоеденная котлета. Когда тщедушная чёрненькая девчонка появилась из-за угла, кот как раз раздумывал над тем, продолжать давиться куском или спрятать его в щель между стеной и плинтусом в коридоре.
Увидев котёнка, Рыжик растопорщил усы и подвинул котлету себе под брюхо.
– Тебе чего?
Но Чунька уже во всю гипнотизировала еду. Не отводя взгляда от кусочка котлеты и сделав глаза блюдцами, она сглотнула слюну:
– Вкусно?
– Ха! – кот даже позабыл о донимавшей икоте, – Может тебе еще и сметаны предложить?
– Сметана? – Чуня удивленно вскинула мордочку, – А что, это тоже вкусно?
– У людей все одна сплошная вкусность. И за что их бог так любит? – буркнул Рыжик. – А почему ваши тётки вас не покормили? Я их между прочим видел… На стадион небось дернули, посмотреть?
– Ничего не осталось,– вздохнула кошечка, – Ромул с Пицундой всё из кошачьих мисок слопали.
Кот благодушно пригладил роскошный рыжий бакенбард. Он был так сыт, что решился на благородство.
– Ладно, доедай, коли невмоготу.
Чунька проглотила котлету в один присест и с обожанием взглянула на Рыжика. Тот опасливо посмотрел на неё.
– Только без поцелуев. Меня ведь и вывернуть может.
Чуня спросила:
– Говорят, котов люди больше собак любят, вот потому и дают всегда самое вкусное, а потом, даже, зимой в своих домах жить разрешают?
Рыжик весьма обрадовался такому предположению.
– Ну, в общем, да. А ты хоть знаешь, что такое зима?
Но тут на форточку столовского окна приземлилась молодая ворона.
– Здор-рово!
Чуня изогнулась, напушила хвост и, как могла, грозно шикнула:
– Прочь, пернатая!
Ворона склонила голову на бок.
– Как же, разбежалась, щен пузатый!
– Я не щен! Я – кошка!
Ворона, обращаясь к коту, поинтересовалась.
– Что за др-ребедень? Ты чегой-то рыжий со всякой мелюзгой якшаешься, сбр-рендил?
Кот на удивление никак не отреагировал, а удобно улегся на пороге, подложив под себя лапы кренделем.
– Это Марьяшка. Не обращай внимания, она чокнутая. Совсем рехнулась после жизни в одной семье. Чуть-чего впадает в паническую меланхолию. По-ихнему голосит. Да что по-ихнему, даже по-собачьи не стесняется. И никакой внутренней дисциплины.
Он обернулся на ворону.
– А? Что я говорю? Ваши-то все на помойках да на свалках давно вкалывают, а она видите-ли, "свободная натура"!
– Ой, ой! Кто бы говорил! – Марьяша картинно приложила крылья к голове, и вдруг выдала человеческим контральто: "Эх, звучи-рассказывай тальяночка сама, о том как черноглазая сошла с ума!"
Чунька так и села на пятую точку: "Ну и ну!"
– Нет, а что? – Рыжик задумчиво почесал за ухом. – Если б она, скажем, в присутственном месте выступать начала, может и разбогатела. Тебе продюсер случайно не нужен, а, меломанка?
– Са-ам та-акой! – голосом томной блондинки нараспев ответила ворона.
– А где это, "присутственное место"? – поинтересовалась Чуня. – Там помойки есть?
– Наверняка, – уверенно кивнул кот, – это места, где люди в большом количестве собираются. А где они, там хотя бы одна помойка да найдется. Они ведь за собой не закапывают.
Марьяша приняла вид оскорбленного народного избранника.
– Не дождетесь! Я пр-ротестую! Я на помойках не выступаю, однозначно!
– Протест отклонен, – сухо парировал Рыжик.
– А судьи кто?! – градус вороньего душевного надрыва заставил Чуньку вскочить.
Кот брезгливо поморщился:
– Тьфу, наказание какое! Полгода строгой изоляции, и на тебе: телевизор вместо башки.
Он недвусмысленно вытащил из-под себя правую лапу и, с шипением, показал вороне когти.
С обиженным криком "Клим дурной! Дурной!" Марьяша рванула с места.
Дружный лай, доносившийся со стадиона стал затихать. Собачья стая должна была скоро вернуться. После того, как Рыжик пообещал показать на днях, что такое телевизор, Чуня, быстро перебирая тонкими лапками, затрусила в обратном направлении.