апрель 195… г.
Запись в дневнике
«…Они женятся! Иван и Лида. Мне сегодня Зойка
сказала. Лидка прибежала к ней в библиотеку утром радостная, сияющая и сообщила
об этом. Они ведь подруги – моя сестра Зойка и эта Лида. Ненавижу ее, ненавижу!
Лидку… Если бы не она, Иван, может, стал бы гулять со мной. Он ведь когда в
первый раз появился в нашем клубе, на танец пригласил именно меня, а не эту
выскочку! Это уже потом ее заметил…
Я очень его люблю, еще с того вечера, когда он
на танцах подошел ко мне. А встречаться стал с Лидкой, не со мной… Она красивая
очень, по ней многие ребята сохнут, и не только из нашей деревни. Вот и Ване
тоже приглянулась. Лида всех женихов отшивала, смеялась над ними, а с Иваном
стала гулять. Она моей Зойке как‑то сказала, что любит его. Она еще много чего
рассказывала. Как приходит к моей сестре, так они вдвоем и закрываются в
комнате – шептаться, а я, прислонившись ухом к двери, слушаю. Слушаю и плачу.
Один раз они меня так и застукали – подслушивающую и зареванную. Вначале
отчитывали, потом смеялись, что, мол, малая, тоже на Ваньку глаз положила? Они
считают меня маленькой, несмотря на то что я всего на три года младше их. Зойка
с Лидкой ровня, а Иван на два года их старше.
Я, когда меня Зойка с Лидкой возле двери
застали, разозлилась и убежала. Сестра меня полночи по всей деревне
разыскивала. Нашла на колхозном сеновале. Мы с ней потом до самых петухов
проговорили. Она все утешала меня, что, мол, встречу еще «своего Ваньку» –
другого, а этот уже Лиду любит. Я возражала, что не нужен мне никто другой – ни
Ванька, ни Петька, ни Серега. Никто. Только он – Иван. Я умру без него. Так и
сказала, что без него – умру, жить не буду!
Сегодня сестра сообщила мне, что Лида с Иваном
поженятся, у них на свадьбе вся деревня гулять будет. Зойка специально
поторопилась мне первая об этом сказать, пока я от других не узнала. Думала
смягчить для меня известие. Понадеялась, что я, узнав о свадьбе, пореву да
успокоюсь. Да разве успокоюсь? Только тогда, когда меня не станет. Это известие
– мой приговор. Я не буду жить без Ивана. Или он станет моим, или не станет
меня. Я уже все решила…»
Девушка отложила ручку: на сегодня хватит.
Закрыв толстую тетрадь в клеенчатой обложке, убрала ее обратно в тайник и достала
женскую косынку и засушенный цветок садовой астры. Немного помедлила, с
нежностью любуясь высохшим и утратившим красоту цветком, а затем бережно
завернула его в косынку и спрятала сверток за пазуху.
Ей удалось незаметно улизнуть из спящего дома,
не разбудив ни сестру, ни родителей. Дворовый пес по кличке Партизан загремел
цепью, вылезая из будки на шум, и громко брехнул, но, услышав приглушенный
голос хозяйки, замолчал и приветливо замахал хвостом.
– Тише, Партизаша, тише… Свои.
Девушка присела к псу, и тот подозрительно
обнюхал узелок, который хозяйка сжимала в руке. Пахло вкусно, едой.
– Это не тебе, Партизаша, – девушка прижала к груди узелок, в котором были свежие куриные яйца и
шмат сала. –
Я тебе вкусное завтра дам.
Пес, будто поняв ее слова, еще радостнее
завилял хвостом и лизнул хозяйку в щеку.
– Вот и славно.
Деревня спала. Только где‑то вдали раздался
приглушенный женский смех, который прервал мужской голос. Видимо, не спали
влюбленные, уединившиеся в укромном месте. Да еще в чьем‑то дворе забрехала
собака. Девушка поежилась от ночной прохлады и скользнувшего в душу страха:
идти было далеко, в соседнюю деревню, а там – на другой конец, до самого
последнего дома. Неблизкий путь, ночью, одной, под гнетом переживаний. В какой‑то
момент решимость дала трещину. Стоит ли идти на такое? Но ведь… Ведь тогда
останется другой путь – последний, который не приведет уже никуда!
Девушка припустила бегом, желая как можно
скорей миновать обе деревни и добраться до последнего дома, где ее ждут. Она бы
отправилась в путь раньше, да родители, как назло, сегодня легли спать поздно.
Дольше всех не могла уснуть сестра Зойка, которая все ворочалась, вздыхала,
видимо, думала о предстоящей свадьбе подруги и предавалась мечтам о том, что
скоро ее тоже кто‑нибудь позовет замуж. Например, черноглазый Федор‑тракторист,
который уже вторую неделю оказывал ей знаки внимания. Или грезила о таком же
синеглазом и русоволосом парне, как Иван, за которого собиралась замуж ее
подруга Лида…
За мыслями об Иване дорога показалась не такой
уж длинной. Миновали первые дворы, и идти стало не так страшно. Беспокоило
только одно: дожидается ли ее старуха, не передумала ли…
Ее ждали. В последнем доме свет не горел, но
едва гостья боязливо толкнула калитку, как из темноты донесся приглушенный
голос:
– Не боись, не боись. Я держу собаку. Иди смело к крылечку.
В полной темноте девушка скорее интуитивно
угадала, чем разглядела, в какой стороне находится крыльцо.
– Проходи. Я сейчас зажгу свет‑то.
И немного позже за спиной у гостьи брызнуло
яркое желтое пятно. Старуха с фонарем в руке зашаркала к крыльцу.
– Тебя вышла поглядеть, не заплутала ли. Собаки, услышала, забрехали на
том краю деревни – кто‑то чужой идет. Значит, думаю, ты. Проходи, проходи.
Гостья боязливо шагнула в темное нутро старой
избы.
– Не передумала, значит, – мелко засмеялась старуха, переступая порог. – Не будем света
зажигать – ну его, это электричество. Нечего внимание людей привлекать. Свечи
есть. Боисся, наверное? Не боись.
– У него свадьба в субботу, больше мне нечего бояться! – ответила девушка с
вызовом, маскируя таким образом робость и страх, холодным комом вставшие в
груди.
– Не будет свадьбы, – старуха вновь засмеялась мелким дребезжащим смехом.
Зажженные свечи, стоящие на выщербленной
столешнице, осветили ее лицо – морщинистое, с маленькими живыми глазками, в
уголках которых застыла лукавая усмешка.
– Вот… Это вам, – вспомнила девушка про узел, который сжимала в руке. – Гостинец.
– Без гостинца могла бы, – проворчала старуха, но, похоже, обрадовалась. С любопытством
развязала выставленный на стол узелок, наклонилась, чтобы лучше разглядеть содержимое,
и довольно заулыбалась. – Сало люблю. Но я бы тебе и так помогла. Ты вовремя тогда успела. Не
отогнала бы собак и… Ну, давай, принесла то, что я велела?
Девушка молча кивнула и торопливо достала из‑за
пазухи сверточек. Развернула косынку и немного помедлила, вновь разглядывая
высохшую астру. Этот цветок Иван подарил ей в тот сентябрьский вечер, когда
впервые пригласил на танец.
– Садись, – старуха кивком указала на деревянный стул и придвинула к себе
принесенное. – Ейная то косынка?
– Ее. Лидка в ней приходила к моей сестре, я и взяла незаметно.
Старуха кивнула и, отложив косынку, подняла со
стола цветок. Долго придирчиво рассматривала, хмуря брови. И девушка
забеспокоилась, что старуха его забракует.
