Мои дети не смогут жить в мире без национал-социализма.
Слова, приписываемые фрау Геббельс – она их, по всей на то видимости,
произнесла именно как раз уж перед смертельным отравлением
всех шестерых своих детей
1
Буквально издревле повсеместно наблюдаемые, беспредельно во всех тех пустых и праздных речах вездесущие мораль, этика и культура на самом-то деле являют собой нисколько вовсе не прочный, исключительно внешний скелет всякой той или иной человеческой души.
И по всей сути своей, он в чем-то немало так схож с хитиновым каркасом абсолютно всякого насекомого и в целом имеет с ним, пожалуй, истинно много незыблемо общего…
Причем речь тут, как правило, идет именно о той до чего весьма уж многозначительно нажитой со всем тем житейским опытом интеллектуальной составляющей, а вовсе-то никак не о той чувственной, что была в человека некогда именно еще вот изначально заложена столь иногда такой щедрой на выдумку матерью природой.
Однако и с той искристо, ярко чувственной составляющей всякой человеческой души тоже все вовсе-то было совсем явно так нисколько не просто, поскольку человек признает за настоящих людей только лишь тех, кого он знает и любит, ну а остальных ему будет подчас намного менее жалко, чем ту же овцу или курицу.
А кроме того, ему еще и до чего легко будет внушить страшную ненависть к чужим, ну а до самых краев всецело ею переполнившись, он и станет в конечном итоге гораздо опаснее любой ядовитой змеи.
И в этом мире и сегодня есть все те, кто безумно жаждет превратить почти же бесформенные интеллектуально массы народа в до чего и впрямь послушный инструмент для скорейшего очищения матушки-земли от людей вредных и совершенно никому отныне вовсе так нисколько совсем и не нужных.
Ничего тут, собственно, никак не попишешь во всем этом донельзя пока еще примитивном мире, столь безотрадно подчас преобладают тенденции к превращению живых людей в безмолвных и движимых одними социальными инстинктами строителей большого общественного муравейника.
Да и вообще, сама по себе людская натура зачастую тяготит к деспотизму одной той сильной личности над столь многими другими.
И наиболее неразрывным образом все это было связано как раз-таки с до чего глубоко подчас затаенной дикостью всех нынешних обитателей матушки-земли.
Причем она всегда имеет достаточно большие шансы вырваться наружу, если уж к тому явно и беспутно создадутся все те действительно подходящие для того «благие условия».
А впрочем, надо бы сразу оговориться, что сама как она есть существенная первопричина всей принципиальной хрупкости нашего буквально-то всеобщего глобального мироустройства попросту более чем четко очерчена и обозначена самой что ни на есть еще изначальной общечеловеческой сутью.
2
И уж она вовсе и близко нисколько не отменяема никакими приторно светлыми виражами той подчас совсем не в меру затейливой праздной мысли, что частенько более чем достопочтенно встречается посреди с блеском отображенных «бумажных реалий», несомненно, столь во всем до чего только витиевато величественной художественной литературы.
Это, конечно, без тени сомнения, свойство именно того и впрямь-то незамысловато незатейливого западноевропейского праздно мыслящего (в рамках благой литературной фантазии) мироощущения.
Да только нашло оно свое более чем изощренно наглядное отображение в том числе и в русском творческом уме.
Причем именно подобного рода творчеству и свойственна яростно восторженная говорливость, возвышенная идейность, а также и общая пышность неистово бравого мышления, начисто же с силой оторванного от всего того, что хоть как-либо могло быть достойно увязано с житейскими рельсами всей той донельзя примитивной нашей нынешней обыденности.
А между тем подобные веяния явно были чреваты всевозможными благими заблуждениями, а потому по временам и сечет данное сладострастно обволакивающее все и вся мировоззрение всяческих нерадивых грешников словно тот еще меч Божий.
Причем ясное дело, что уж осуществляется все это именно при том самом столь донельзя невоздержанном и фанатичном посредстве ее наиболее яростно, беспричинно восторженных почитателей.
И это именно данная прекраснодушная мысль безудержно ласково, сияя красотой всех своих внешних ярких одежд, буквально без устали глаголет о самом неизменном величии всего того необъятно широкого вселенского добра… Сама уж при этом, как и понятно, будучи вполне ведь одухотворена разумом и плотью своих бесподобно богоподобных корифеев весьма разнообразных искусств.
А потому и создает она все те простым житейским умом нисколько не преодолимые преграды, которые, явно так поднапрягши все свои силы, еще всем нам и надобно будет когда-нибудь враз всей массой людской одолеть.
А между тем та извне исключительно слепо навязанная, а тем паче суровой силой внедренная в душу народа цивилизованность окажется одним внешним скелетом для столь всегда аморфных народных масс, что нисколько не развиты, да и стиснуты в жестких тисках всех тех подчас до сегодняшнего дня невообразимо тяжких трудностей всей нашей жизни.
И главное отличие вполне естественной морали от ее искусственного заменителя именно в том, что в нем никак не содержится главного козыря давно и впрямь-таки устоявшейся в веках буквально-то почти всеобщей общепризнанности…
Конечно, вполне возможно довольно наспех высказать мнение о ярой догматичности всей той старой морали, ее ветхозаветности, а также еще и вящей ее приверженности всяческого рода догмам и суевериям.
И все-таки она неизменно давала народу нравственную основу, да и в давно тщательно при этом выкристаллизованном и вполне во всем понятном ему виде.
А кроме того, ту новую безбожную мораль еще и старались втиснуть всей мощью чьей-то души, безусловно, делая упор именно на тупом внушении, а вовсе не на добровольном впитывании при столь явно вполне осознанном и полновесном понимании всего того из чьих-либо наставнических уст и впрямь-то на деле действительно же услышанного.
3
Ну а объясняется это, собственно говоря, проще простого!
К чему это, значит, вообще – разжевывать для серых масс почти неудобоваримые для их простецкого сознания абстрактные нравственные постулаты, раз совсем ведь ничего не стоит именно же всемогуще втиснуть в чье-либо крайне неповоротливое сознание все те самые основные понятия в виде немыслимо твердых, словно сталь, убеждений?
Да еще таковых, что затем нисколько не будут подлежать суду совести и вполне естественных для всякого человека колебаний и сомнений.
Наша правда, безусловно, единственная и никакому качественному анализу она еще изначально попросту никак вовсе вот не подлежит!
