Заманчив лес в наряде летнем:
Ожил, зазеленел покров,
Во всей красе лазурным цветом
Поляна горных васильков.
Лучи, пронизывая кроны
Бросают блики в ленты троп.
Покрыты мхом равнины, склоны,
Трудяга дятел строчит дробь.
С поклажей за спиной, по лесу,
уда-то парень держит путь.
Во сне, увидевший невесту,
Решил найти её, рискнуть.
И манит в глушь его дорога,
Всё в даль бескрайнюю зовёт.
То ли увидеть жаждет много,
То ли за сном своим идёт.
Матвей усталостью надломлен,
Но одержим своей мечтой,
Слегка растерян и встревожен,
В глуши он заблудился той.
Угрюмый серп луны склонился
Над тёмным лесом, средь ветвей.
Матвей без сил в сон погрузился,
Ведь утро вечера мудрей.
Ни волчий вой, ни крик совиный
Не нарушал его покой.
Дорогой длинною томимый,
В лесу дремучем спал впервой.
Заря сияет в час рассветный
На смену утренней звезды,
И золотистый луч небесный
Избавил лес от темноты.
Рюкзак закинувши на плечи
Матвей воспрял, набрался сил.
От сна лесного стало легче,
И в путь —дорогу поспешил.
Из дебрей вышел на поляну,
Вдали виднелся горизонт.
Но что же там, за этой гранью?
Дорога вновь его зовёт.
Он шёл вперёд, и грезил снова
О той возлюбленной из снов.
Идеей призрачной, бредовой,
Был одержим, на всё готов.
Не раз уж снилась ему ночью,
И в образ тот давно влюблён.
Чудак, судьбу себе пророчит,
Своей любовью болен он…
Пройдя пять вёрст, а может больше,
Усталый путник увидал
Степи богатое раздолье.
Пора устроить бы привал.
Вдали Матвею показалась
Кибитка, с парой лошадей.
Смешались в нём испуг и радость,
Когда увидел там людей.
И отдохнувши лишь немного,
Пошёл походкой твёрдой к ним.
И стала лёгкою дорога
К его намереньям благим.
Пестрели яркие наряды,
Был так заманчив их задор!
Свершая чудные обряды,
Среди степи зажгли костёр.
Не растерялся славный путник,
И подошёл к толпе цыган.
В порыве испытаний трудных,
Он был наивен, но упрям.
И вот цыган шагнул к Матвею,
И взглядом встретились они
Под старой одинокой елью,
Растущей посреди степи.
В сторонке, за спиной цыгана —
Супруга, четверо детей,
На чужака смотрели странно.
Слегка растерян был Матвей.
Тут вышла дочь того цыгана,
Была на выданье она.
Виденьям удивляясь странным,
Узнал, она из его сна.
И так, минута за минутой,
О снах в беседе утаив,
Поведал о дороге трудной,
Матвей так был красноречив:
«Люблю бродить по белу свету
И силу воли испытать.
И вот у вас прошу совета,
Найти земную благодать.
Мне отчий дом давно наскучил,
Я вольной птицей быть хочу.
Орлу уподобляться лучше,
Иль на худой конец грачу.
Свобода, лёгкая беспечность,
И нет рутины бытия.
Простор и воли бесконечность,
По жизни сам себе судья.»
Цыган Рамир послушал. Слово
Своё он вымолвил в ответ:
– Как знать, из опыта большого,
Я мудрый дам тебе совет:
Живёшь ты в доме-это счастье,
И не кочуешь так, как мы.
Не знаешь всей цыганской страсти
К бродячей жизни, ты пойми.
Своя у каждого дорога,
И участь разная у всех.
Кому-то дома у порога,
Кого-то ждёт в пути успех.
Не делай выводов поспешных
Пока не испытаешь сам.
Не думай, что в скитаньях вечных
Найдёшь предел своим мечтам.
И вышли оба из—под ели.
Матвей задумчиво молчал.
И вспомнил вдруг о сновиденье,
Что втайне он от всех держал.
И в сердце промелькнула радость.
Спросил, и глазом не моргнул:
– Позвольте, с вами я останусь,
Всего-то лишь на весь июль.
Рамир немного удивился:
– Скажи-ка, правды не тая,
Остаться ради любопытства,
Или другая цель твоя?
И коротать мы здесь не будем
До самой осени, пойми.
Лишь только солнечным июлем,
А дальше-разойдёмся мы.
Пойдёшь своею ты дорогой,
А наш цыганский путь другой.
И не суди нас слишком строго,
Не можем взять тебя с собой.
Матвей задумался. Ответил:
– Корыстных целей вовсе нет,
Я лишь хочу, как вольный ветер
Узнать получше белый свет.
Костёр горит, стемнеет скоро.
Пасутся лошади в степи.
Цыгане с важным разговором
К Матвею вместе подошли:
– В палатке будешь жить отдельно,
Общаться только лишь со мной —
Сказал Рамир, и постепенно
Сошёл на разговор другой:
– Сам по себе живи, но помни,
Что ты не наших-то кровей.
И к моей дочери Мироне
Не приближайся близко к ней.
Её жених приедет скоро,
Они уедут в дальний путь…
После такого разговора
К Матвею подступила грусть.
– И не держи на нас обиду,
Ты нам по нраву, но чужой…
Чужак, не подавая виду,
Слегка расстроен речью той.
Накрыла ночь вуалью чёрной
Ковыль, кустарники, цветы.
Но лунный свет над степью ровной
Рассеял мглу из темноты.
На небо, полное созвездий
Смотреть бы, глаз не отвести.
Прелестна ночь в природе летней
Под властью Млечного пути.
Матвей сидит возле палатки,
Любуясь красотой в ночи.
Он смотрит на цыган украдкой,
На яркие костра лучи.
Гитара звонкою струною
И задушевный их романс
Задели сердце молодое,
Ему влюбиться выпал шанс:
Матвей увидел дочь цыгана,
Был очарован: Как поёт!
Во власти страстного дурмана
Ему запретный сладок плод.
Настала полночь. Мгла ночная
Никак не нагоняла сон.
Матвей, того не ожидая
С тоской подумал: «Я влюблён.»
Старался выгнать мысли эти,
Но как-бы сердцу приказать.
И рано утром на рассвете
Не видеть бы её опять.
Матвей заснул под утро всё же,
Но солнца ранние лучи
Короткий сон его тревожат,
Кричат горластые грачи.
Оставив все воспоминанья
О той романтике ночной,
И подавив в себе желанья,
Взбодрился мыслью одной:
«Мне до цыган какое дело?
Пойду дорогою своей.»
Шагнул вперёд походкой смелой,
И с полной головой идей.
Гуляя по степи привольной,
Отвлёкся от сердечных дум.
Найти ручей с водой холодной
Пришло ему на свежий ум.
По пышным зарослям ковыли,
Любуясь красотой вокруг,
Он шёл, по небу тучи плыли.
Вдали чуть слышен дятла стук.
Ковыль как море волновалась,
Полыни терпкий аромат
Вдыхал Матвей. Какая малость
Для счастья надо, как он рад!
Трепещут ласково деревья
Бескрайней лесополосы,
Пестреют яркие соцветья,
Сияют капельки росы.
Ведёт дорога узкой лентой,
Следы зверей едва видны.
Скользит луч солнца чуть заметно
Среди берёз, в густой тени.
«Ещё бы раз не заблудиться» —
Подумал с шуткою Матвей,
И поспешил воды напиться,
Недалеко журчал ручей.
Тот звук ручья—лесная песня,
Её хрустальный, чистый звон
Вливался звонко и чудесно
В ряды деревьев между крон.
