Ольга Виноградова - Цзунцзы, дроны, Гуань Юй

Цзунцзы, дроны, Гуань Юй
Название: Цзунцзы, дроны, Гуань Юй
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Цзунцзы, дроны, Гуань Юй"

Мой третий сборник коротких рассказов о Китае включает наиболее полную коллекцию «Тяньцзиньских историй», а также избранные тексты из двух предыдущих книг. Жанр их – что-то между художественной прозой, поэзией и публицистикой.Адресовано антропологам, поэтам, путешественникам.

Бесплатно читать онлайн Цзунцзы, дроны, Гуань Юй


Дизайнер обложки Василиса Русакова


© Ольга Виноградова, 2020

© Василиса Русакова, дизайн обложки, 2020


ISBN 978-5-0050-7663-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посетители бара Helen’s

Улица не очень-то аппетитная. Ноябрь. Шесть вечера. Шанхай. Или уже семь, Роман? Смотришь в планшет. – Здесь. Видите, выше, вывеска: Helen’s, американский бар.

Здание старенькое и замызганное, грязный подъезд, второй этаж. Притон какой-то. Мы ныряем в двери, занавешенные пластиковыми полосками, и оказываемся в полутемном баре с грубыми деревянными столами. Роман предпочитает японские заведения, но после двух дней конкурса по русскому языку в здешнем университете нам, несомненно, подойдет и этот бар.

Русский человек живет будущим – к своему настоящему он, как правило, равнодушен. Он как будто ещё не родился и вечно продолжает выпутываться из своей пуповины, слушать, как журчат околоплодные воды. Он постоянно ощущает дискомфорт и непонятное, но мощное желание куда-то проскочить, воплотиться уже наконец.

Пока мы ждем официанта, раздеваемся, осматриваемся. За соседним столиком китайцы громко играют в кости. Роман, как обычно – уже не помню, в какой связи – говорит о Японии. Чёрт его знает, откуда у человека берется та или иная навязчивая идея. Для русского мальчика, родившегося в русской провинции в смутное время, мысль о Японии, наверное, очень даже естественна. Он выбрал противоположный полюс. Роман беспрерывно говорит о японском перфекционизме, японских незыблемых правилах, японской стерильности и восхищается даже их снобизмом. Он покупает японские воздухоочистители, японские сумки и японское пиво. Его любимые слова: идеальный, высококачественный и, конечно же, японский. Он копит деньги на будущую идеальную жизнь в Японии.

А я не хочу в Японию. Мне нравится неидеальный Китай. Мне нравится, что здесь к обеду подают бесплатный суп. Мне нравится, что ты можешь сколько угодно подкладывать себе риса из бочки (неизвестно, моют ли когда-нибудь этот котел – сказал бы Роман). Теперь, разбогатев, китайцы могут себе позволить быть милостивыми к бедным, признавать их наличие рядом. Нет, я не хотела бы жить в богатой стране. Богатой и вылизанной. Богатой и высокомерной. Богатой и чужой.

В чужой стране вообще чрезвычайно трудно жить. И не думаю я, честно говоря, что все дело в берёзках или в языке. И даже не в смене сезонов, которая крепко сидит в нашем подсознании. Чем больше ты привыкаешь видеть вокруг себя не берёзки, а, скажем, магнолии, чем лучше ты понимаешь чужой уклад – тем больше протестуешь против него. Но ты так мал и незаметен, со всем своим протестом вместе, что едва ли найдешь уши, которые услышат тебя.

Мы не можем жить, принимая чужой уклад. Мы будем – с завистью или презрением – смотреть на чужие традиции, чужую основательность и практичность. Мы будем понемногу учиться – у немцев ли, у японцев ли, у китайцев – о, у китайцев есть, чему поучиться… Мы освоим это – и все-таки сделаем по-своему.

Русский человек созерцателен и нуждается в печали, он не может вынести бремени каких-либо иных ценностей. Созерцательность и печаль – его боги.

Может быть только очень молодой человек сумеет изменить свою судьбу – сделать пластику своей души, своих представлений о счастье и о времени, – сумеет катапультироваться в реальность и прорасти в настоящем…

…Пора заказать. Я должна Роману стакан. Он печально смотрит в меню. Jack Daniel’s, как и все крепкое, подается порциями по 40 грамм. Не волнуйся, Роман, я должна тебе стакан, а не глоток. Стакан так стакан, ясное дело. Мы же не китайцы.

А я заказываю «Голубую лагуну» – в честь моего бывшего ученика Саши, который покупал мне этот коктейль в Москве. Ты помнишь, Саша – был жуткий мороз, мы сидели в «Му-му», и я пила лагуну, прямо так, в шубе и в шапке?

Ой, не та здесь голубая лагуна. Какая-то она у вас, китайцы, мутная. Невкусная и жидкая. Но нам некогда договариваться с жизнью, налаживать её – есть вкусное и пить немутное. Наши действия полны символизма и магии.

Роман предлагает поднять бокал за Кимико. Она полуяпонка-полумексиканка. Переходы от одной её идентичности к другой иногда внезапны. Роман общается, конечно же, с её японской ипостасью, беря у Кимико уроки японского. И мы поднимаем бокалы за нашу ласточку Кимико – и непереводимое русское слово «ласточка» остается с нами как неподаренная ей драгоценность.

Бар понемногу заполняется. Много парочек «иностранец – китаянка». Китаянок почему-то выбирают толстых и некрасивых. С красивыми, возможно, ходят в другие места. – У нас таких девушек называют лупетка, – вырывается у Романа, – мама бы так сказала. И это дурацкое диалектное лупетка для нас как письмо с родины, с доброй новостью. Мы хохочем.

Отравившись лупетками, Роман теперь уже звонит Кимико – поболтать по-японски.

А я? Чего хочу я? Почему меня так растрогали давеча на уроке лермонтовские тучки из китайской хрестоматии, тучки с ошибками? Нет у вас родины? Нет вам изгнания? Кому, на каком языке повем печаль свою? Радость свою? Кто прочтет записки мои о китайских обрядах? Молчите? Маленькая, косолапая и хамоватая официантка приносит вторую лагуну. Вторая ещё мутнее первой. Штормит сегодня…

Мы покидаем бар и устремляемся на набережную. Проходим мимо резиденции великого вождя. Нескончаемый забор. Позвонить в звонок? В другой раз – сегодня мы недостаточно выпили.

Выбираем в качестве дороги к набережной улицу с тремя книжными магазинами, хотя уже вечер. Пробираемся к ней самыми темными и грязными закоулками. Посреди проезжей части кто-то громко блюёт. – Всё это совсем не похоже на Японию, – жалобно говорит Роман.

Наконец попадаем на «читательскую» улицу. Но и она в это время несколько диковата. Книжные закрыты, возле них, накрывшись, словно приличные граждане, одеялами, спят бродяги. Из-под одеял торчат босые ступни.

На освещенных перекрестках мелькают долговязые фигуры и светлые головы. Шведы? Голландцы?

Набережную уже слышно. Мучит жажда. Покупаем у лоточников нарезанные арбуз и дыню. Неизвестно, какими руками они это резали – морщится Роман. Совещаемся, что здесь такое «сы» – четыре (на путунхуа) или десять (на местном диалекте).

И вот он – Бунд, странное название, со времен войны. Роман здоровается с небоскребами на другом берегу, как с хорошими друзьями. Он смотрит в будущее. Я придирчиво вглядываюсь в лица исторических зданий – отелей и банков. Идентифицирую прошлое.

Неожиданно начинают бить часы на башне таможни. Десять. Гаснут огни. Но мы продолжаем прогуливаться по темному берегу и наверняка теперь опоздаем на метро.

Мне кажется, кто-то тихо коснулся моего плеча… Я поворачиваю голову – никого… Никого, но я знаю, что он здесь, за правым плечом. И он шепчет: ты будешь… жить.


С этой книгой читают
Этот сборник коротких рассказов-эссе является уже второй книгой автора о буднях иностранцев в современном Китае и дополнен по сравнению с предыдущей третьей частью (одноименной сборнику, место действия которой – город Тяньцзинь).Рекомендуется антропологам, поэтам и путешественникам.
В этом сборнике коротких рассказов современный Китай открывается неожиданно и многогранно. Повседневная жизнь городов, будь то легендарный Ханчжоу или традиционный Тайань, показана с искренней симпатией автора, преподающей русский язык в китайских университетах. Экспрессивный язык, лирическая откровенность роднят эти истории с поэзией, а философские размышления отсылают то к наследию Лао Цзы, то к опытам модернизма. Рекомендуется антропологам, по
В книгу вошли четыре сказки – «Про бедного Иванушку», «Про непутевую бабу», «Про Семена Ложкаря» и «Сказочка про непослушных детей». Книга содержит нецензурную брань.
В один миг её жизнь резко изменилась. В одно мгновение она потеряла всех, кого любила. Остались лишь жалкие воспоминания, каждый раз задевающие израненную душу. И каждый раз вспоминая, в голове проносились одни и те же слова: «Пламя, ты забрало из моей жизни всё, что я любила. Безжалостно оставило одну в угоду себе и этому миру. Почему я до сих пор хожу по этой прогнившей земле? Почему я до сих пор дышу этим отравленным воздухом? Скажи, почему я
«В какой-то момент, когда стало чуть полегче, он вдруг понял, что похож на курицу, которая, склоняясь над деревянным корытцем и вытягивая шею, погружает клюв в воду, а глотнув, обязательно потом запрокидывает головку назад, устремляя красновато-оранжевые глазки в небо. Так подсказала ему память детства, когда он приезжал в село к бабушке и дедушке, пока они были живы, и по их просторному двору вольготно расхаживали пеструшки – в Киеве на асфальте
Видать, малыш тоже устал от ожидания встречи с новым хозяином и радостно закружился по коробке, виляя хвостом. Мать прикрыла его второй частью с наклеенным огромным бантом. Это был единственный подарок, что попал в этом году не под ёлку, а прямиком в руки ребёнка.
Роуз и Лукас были неразлучны со школьной скамьи. Казалось, они просто созданы друг для друга и останутся вместе навсегда. Но их безмятежное «всегда» разрушил пьяный водитель. После смерти любимого Роуз утратила вкус к жизни и вдохновение. Она не могла заставить себя взяться за кисть, а ведь живопись была делом ее жизни. Но неожиданно по городу поползли слухи о приезде незнакомца-коллекционера, который намерен скупить все работы Роуз. Девушка не п
Стержнем романа Василия Гроссмана – одной из величайших книг XX столетия, так и не увидевшей свет при жизни автора и даже в перестроечные годы изданной с определенными купюрами, – стала Сталинградская битва. Самый антивоенный роман о войне, сравнимый по размаху с толстовской эпопеей, рассказывает о природе страха, веры и ненависти, порожденных тоталитарными режимами. Ужасы Холокоста и морального падения человека, предающего и клевещущего ради сво
Двенадцать кандидатов готовы сражаться за руку принцессы Элизы, чтобы занять престол Альдона. Но, увы, невеста родилась не только красивой, но и умной. И она готова доказать отцу, что достойна сама выбирать судьбу. Как? А что, если сбежать из дворца? Где беглянку никогда не станут искать? Правильно, среди участников отбора! Книга является участником литмоба "Серия Отбор" на сайте Продаман
Мирослава надеялась оставить прошлое позади. У неё было достойное настоящее и она надеялась на светлое будущее. Видит бог, она это заслужила. Но прошлое вернулось тогда, когда она не ждала, обняло её сзади и сказало: я заберу твое будущее, твою жизнь, твою дочь. Что ты мне сделаешь?