Невысокий холм был лучшей площадкой для осмотра всех окрестностей. Вокруг него, сколько хватало глаз, простирался густой хвойный лес. Он был темным и каким-то еще безжизненным, словно теплое весеннее солнышко запаздывало со своей радостью в этот забытый и людьми, и животными уголок, и сам лес еще толком не проснулся от зимней спячки.
Небо сегодня ночью было таким низким, что, казалось, острые верхушки елей упираются в самое его нутро. Деревья стояли очень прямо, напоминая грозных могущественных и, что самое главное, неподкупных стражей. Чуть дальше от холма блестела гладь озера, которое своей формой напоминало то ли русскую саблю, то ли турецкий ятаган. Длинное, чуть изогнутое, поблескивающее мрачно и угрожающе. Местами берега озера сходились так тесно, что отражавшиеся в воде верхушки елей, росших на обоих берегах, создавали впечатление единого целого леса, заполонившего все пространство.
Итак, была ночь. Время далеко не самое подходящее для прогулок. И все же луна заливала все вокруг своим бледным светом, давая возможность разглядеть окружающий пейзаж. И было видно, что на холме имеется, кроме деревьев, еще кое-что. Это был высокий забор, сложенный из целых стволов, который тянулся вправо и влево от массивных ворот, снабженных тяжелыми петлями.
Внезапно тишину на холме разрезал чей-то голос:
– Ну как? – спросил этот голос с тревогой. – Тебе тут достаточно жутко?
– О да! – в ту же секунду с живостью откликнулся другой голос. – Это место подходит для наших целей просто идеально.
– И это еще не все! – обрадовался первый голос. – Там, дальше за забором, будет вообще полный мрак! Я тебе обещаю!
– Как? Будет еще страшней? Разве такое возможно? У меня и тут уже мурашки по спине бегут.
– А там вообще жесть! Я тебе отвечаю! Мы тут как-то раз с компанией остались ночевать, чуть все не передохли со страху. Самое подходящее местечко, чтобы тут кто-нибудь скопытился от ужаса!
– Ну, от ужаса или от чего-то другого, а я надеюсь, мы с тобой в этот раз преуспеем.
– Будем действовать слаженно, все у нас получится. Я теперь эти места знаю, как свои пять пальцев.
– Мы столько с тобой ждали этого момента, нам просто должно повезти!
– Справедливость должна быть восстановлена.
– Это точно! И даже если придется пролить чью-то кровь, нас это не остановит, правильно?
Первая фигура помедлила лишь мгновение, затем кивнула в знак согласия и повторила:
– Это место словно бы создано для трагедии.
– В таком месте кто-нибудь просто обязан помереть.
– Сама аура заставляет думать о смерти.
После этого зловещего высказывания вновь воцарилась тишина. И две темные фигуры еще долго стояли на вершине холма, думая о чем-то своем.
Как обычно, утро у Димы начиналось с улыбок его любимых девушек. Он послал им воздушные поцелуи, звонко чмокнув воздух, и жена с дочкой просияли ему в ответ двумя совершенно одинаковыми улыбками. Он всегда удивлялся, как это так получается, что у взрослой зрелой женщины и совсем еще малявки-несмышленыша могут быть такие похожие улыбки. Открытые, счастливые и такие желанные. Дима засмеялся, схватил на руки дочку и несколько раз подкинул ее в воздух, отметив про себя, что упражнение это дается ему с каждым днем все трудней.
Малышка отличалась хорошим аппетитом и набирала вес быстрее, чем иная курочка. Если так пойдет дело и дальше, то с подкидыванием придется завязывать. И хотя Дима очень любил радовать своих близких, а за смех малютки и душу, казалось, готов был продать, но все же спина – это святое, о ней надо позаботиться отдельно. Пятый десяток лет – это вам не хухры-мухры. Стать впервые отцом в таком возрасте – это совсем не то же самое, что стать папашей в двадцать лет. Когда за плечами длинная наполненная событиями жизнь, появление крошечного существа, плоти от твой плоти, крови от твоей крови, воспринимается совсем иначе. Но эту крошку еще надо было вырастить, воспитать. И это Дима тоже понимал. Так что спина ему еще могла пригодиться для куда более важных и хлебных дел.
И все-таки он не мог отказать им всем в удовольствии и еще пару раз подкинул дочку, но уже не в полную силу, а потом встал с кровати.
– Так бы и пробездельничал с вами целый день, но дела не ждут.
Жена тут же поскучнела. Нет, улыбка ее осталась все такой же сияющей, но Дима умел видеть не только то, что лежало на поверхности, а несколько глубже. Это чутье ему не раз помогало в жизни. Помогало оно ему и в бизнесе. Помогло и сейчас. Он сразу понял, что Танина жизнь с его уходом вновь потеряет краски. Понял, но радости ему это не доставило. Он не был жаден и любил, когда всем вокруг хорошо, и потому предпочел бы, чтобы у его жены и в его отсутствие в этой жизни был постоянный фейерверк сочных красок.
Но что поделать, что жена, что дочка загорались лишь в ответ на его появление. Стоило ему уйти, как они принимались жить какой-то своей скучной и однообразной жизнью. Варили полезные кашки, питались сваренными на пару протертыми овощами, ходили гулять на детскую площадку или в небольшой красивый парк по соседству с их домом. Прогулки в парке полезны для здоровья, кто бы спорил, но они же буквально до зевоты скучны. Дима так и видел, как его жена катит коляску, старательно объезжая все попадающиеся на пути лужи, и позевывает.
Впрочем, нет, самой Тане ее жизнь хоть в чем-то скучной совсем не казалась. Она к ней привыкла. Как привыкла к тому, что все хорошее в ее жизни появляется лишь с приходом Димы. Когда жена с дочкой ездили отдыхать к морю без отца и мужа, то опять же все у них получалось как-то серенько и скучно. Дима это и сам замечал, да и жена не скрывала.
– Ты – это самое лучшее, что могло со мной произойти в этой жизни. Ну, за исключением разве что появления на свет Алёнки.
– Но и она появилась у тебя только благодаря мне, – напоминал ей Дима.
И жена счастливо смеялась. Да, она очень любила его. Просто обожала. И всегда говорила, что Дима для нее самый-самый, свет в окошке, кровь в жилах, воздух в легких. Ну, и всякое такое. Дима не мог себе даже представить, что было бы с его женой, если бы она узнала о том, что она в его жизни играет далеко не главную роль. Что есть в жизни у Димы интерес куда более значительный, привязанность куда более сильная, чем любовь к жене и даже к маленькой Алёнке.
Нет, если кто подумал плохое, то это на его совести и останется. Дима был человеком благородным. Ни о какой измене любимой жене он даже не помышлял. А этим сильным чувством, которое двигало Диму по жизни, была вовсе не другая женщина. Хотя и женщины в его жизни имелись постоянно и в немалых количествах, потому что Диму всегда и все представительницы женского пола буквально обожали. Он с детства был эдаким кудрявым херувимчиком, дамским любимчиком, без всякого труда покорявшим женские сердца. Он таким же и вырос. Удачливый, ловкий, привлекательный даже в свои сорок с лишним, порядком лишним лет. И поэтому нет, прочие женщины не играли в жизни Димы особой роли. Как все, что достается легко, их чувства он никогда высоко не ценил.
