В трубе было темно и ужасно воняло канализацией. Из-за трещины в подошве в левый кед затекла мерзкая жижа. Вдалеке копошились крысы. Данте брезгливо прикоснулся к стенке и аккуратно выглянул наружу. Вход в трубу довольно плотно зарос кустарником, но сквозь ветки можно было различить три фигуры. Они стояли на дороге и высматривали что-то в небольшом пролеске. Не что-то, конечно, а кого-то. Его, Данте. Одна из фигур, самая мелкая, запустила в сторону леса камень, подгоняя его извращенным матерным оборотом. Они ещё немного потоптались там, но лезть через канаву им, очевидно, не хотелось. До Данте долетали отдельные фразы, по которым было ясно, что каждый пытался заставить другого спуститься вниз, и ответ всегда был один:
– Нахуй иди, а! Сам лезь!
Они проорали в осенний лес парочку угроз, швырнули ещё несколько камней и в конце концов свалили.
– Ну и мудаки… – Данте вылез из трубы и с отвращением пошевелил чавкающим кедом. Подождал немного, чтоб наверняка. Поднялся на дорогу и пошел в противоположную сторону.
Эти трое цеплялись к нему почти каждый день. Строили из себя крутых. «Держали в страхе всю школу», как они сами считали. Бред, конечно. Данте их не боялся, они скорее вызывали отвращение, как та вонючая труба, как холодная жижа из чужих унитазов у него в ботинке. Но и ходить с разбитым лицом не хотелось. Приходилось иногда бегать от них. К счастью, бегал Данте отлично. Эти придурки с прокуренными легкими ещё ни разу его не догнали. Ему бы и в этот раз не пришлось прятаться в канализации, если бы один из них не додумался погнаться за ним на велосипеде.
