Одинокой ласточкой Мари прижалась к моей груди, обильно поливая её слезами расставания. Грубая солдатская ткань влагу принимала неохотно, тем паче солёную. Форма сидела на мне как родная, рассчитывая на долгое совместное проживание.
Девичий кулачок выстукивал на плече барабанную дробь свадебного марша. Или показалось? Ну нет, только не это, я пока не готов надеть семейные цепи. Время не подошло. Плод должен созреть, прежде чем упасть в заботливо подставленную корзину.
– Зачем?.. – на миг между всхлипами прорезался нежный голосок. – Зачем ты согласился? Я скажу отцу, и он сделает так, чтобы ты остался здесь. Ещё не поздно.
Она не знала, что всё уже обговорено и решено, как это и положено у мужчин. Отец Мари – владелец фабрики по выпуску туалетной воды и лосьонов разных мастей – придерживался того же мнения что и я, с той лишь разницей, что выдавать дочку замуж за бедного, хотя и из старинного рода, парня, не собирался в принципе. Поэтому в приватной беседе пообещал не препятствовать свадьбе, если я вернусь с Эфиопской кампании в чине не ниже капитана. Мы оба знали, что это невыполнимо, но выбора не было. Помочь могло только чудо либо Мари, которая обязательно постарается вынести папаше мозг к моему возвращению. Второе выглядело куда более привлекательным.
Утренний ветер яростно рвал хмурые тучи, приглашая солнце на дневной подиум, красавица не спешила: кому надо, подождет. Шумная пёстрая толпа празднично гомонила, провожая сынов империи приобщать варваров к цивилизации. Ненасытное чрево парохода жадно всасывало шеренги солдат, оружие, боеприпасы и провиант, из репродукторов лилась речь Дуче вперемежку с бравурной музыкой. Бенито из кожи лез, обещая абиссинцам все блага европейской демократии, не забыл и о былом величии Римской империи. Он так и не понял, что реку времени вспять не повернуть, нет смысла склеивать разбитую вазу, если можно сделать другую.
Пьянящие улыбки девушек, тревожные взгляды матерей и завистливые – мальчишек, хоть как-то разнообразили серые краски обычного портового дня. Тонкий, еле ощутимый аромат мирабилиса поднимался от волос Мари, закручивался в струйки желаний, щекотал ноздри, укладываясь в памяти прослойками узнавания.
Мои братья истекали чёрной завистью, удивляясь как Мари, цветок достойный украшения любого мужчины, досталась такому бездельнику как я. Они не знали, что когда придёт их черёд впрячься в телегу под названием: «Семейные радости и бытовые оплеухи», выползти подышать воздухом свободы в ближайшей остерии будет верхом счастья, а пара глотков доброго вина утопит хотя бы ненадолго тревожные мысли. По крайней мере, я представлял себе именно такую картину.
– Пора! – легонько отстраняю любимую девушку, целую заплаканные васильковые глаза, ласково прижимаюсь губами к изящному розовому ушку, – Я напишу тебе сразу, как только прибудем в Эритрею.
Пирс с шумящей толпой, криками, визгами и музыкой всё дальше и дальше отдалялся от меня по мере того как пароход набирал ход, ложась на курс в неведомый край, где туземцы не очень=то и ждали нас, а радости испытывали ещё меньше. Таких как я, прилипшего к поручню, было немало, и никто не разговаривал, прощались молча Взгляд мой снова и снова цеплялся за красное пятно – блузку Мари – пока оно не превратилось в точку. Щемящая пустота и горечь на миг ввергли меня в тоску.
Может, зря я согласился на эту авантюру?
Мой дед совсем ещё юнцом принимал участие в Первой Эфиопской, в провинции Тигре, где впервые увидел врага в лицо. Чудом остался жив. По его рассказам абиссинцы смелые, искусные войны и будь у них современное оружие, Италия проиграла бы первое же крупное сражение. После окончания кампании дед вернулся другим человеком, те события сильно изменили его. Не сказать, чтобы он возненавидел власть имущих, но весьма пренебрежительно стал отзываться о тех, кто находился у руля страны..
Эти взгляды перешли ко мне по наследству.
Асмара встретила палящим зноем, бродячими певцами, многоцветным восточным базаром и грозовыми раскатами войны. Ночью в казармах свирепствовал холод, и мы грелись, прижавшись спиной друг к другу. Днём жара иссушала не только кожу, но и мысли и желания, не стеснялась создавать миражи прохладных капель воды.
С утра до вечера занятия шли сплошной чередой: изучение и владение оружием, стрельбы, рукопашный бой и ориентирование на местности, тактика партизанской войны, затем обед и всё по новой. Вечером, одуревшие до состояния обезьяны в зоопарке безропотно падали в руки Морфея. Из положенных двух недель подготовки нашему взводу дали одну, на седьмой день отправили на фронт.
Из новичков как мы создавали так называемые «отряды зачистки», идущих вслед за регулярными частями, чтобы обезопасить тылы, Они заходили в деревни, искали подозрительных, недовольных и отправляли их в тыл, но чаще выводили за пределы поселения и расстреливали. Однако, так было поначалу. Со временем, отупев от постоянной картины нищеты, грязи, злобных косых взглядов и нападений исподтищка, никто уже не церемонился: после ухода чистильщиков оставался лишь пепел и трупы…
Поредевшие ряды пополнялись редко, если уж когда отряд в полном составе исчезал бесследно. Такое бывало не один раз.
Вот в такой отряд попал и я, хотя и рвался всей душой на передовую, всё-таки там можно быстро получить более-менее приличный чин. Разочарование так явственно отразилось на моём лице, что Басилио – парень, с которым я познакомился на пароходе – не выдержал и засмеялся. «Не спеши на тот свет, друг мой – сказал он, продолжая посмеиваться. – Лучше заниматься зачисткой в тылу, чем погибнуть от шальной пули в атаке» Вспомнилась Мари, письмо, что отправил на днях, и я подумал: а возможно Басилио и прав – не стоит спешить.
…Эту горную деревушку мы проскочили за считанные минуты. Одурманивающая духота, полуразрушенные хижины с гнетущей тишиной и роем назойливых мух произвели удручающее впечатление. Воздух, словно пропитанный неистребимым запахом смерти, казался тяжёлым, густым, осязаемым. Спустившись пониже, наткнулись ещё на одну – сожжённую дотла.
Ближе к вечеру, в предгорье, Басилио унюхал третью. Ветерок донёс запах готовившейся домашней пищи и так как мы уже три дня ничего горячего не ели, то Басилио, шедшим первым, сразу поймал вкусный аромат. Понятное дело, все оживились, воспрянули духом, посыпались шуточки. Появилась надежда, что всё обойдется без каких-то карательных действий. Хотелось бы, но кто его знает, как повернётся…
Деревня небольшая: хижины в два ряда создавали что-то типа улицы. Странное расположение, нетипичное, у тех, что прошли до этого оно круговое. Любопытно. Густой подлесок скрывал подступы, видимо, поэтому чистильщики и не могли её обнаружить.
