Абсурдная прозаическая комедия в двух действиях и большом количестве сцен.
Действующие лица:
Табарино – молодой полицейский, который так тоскует по преступлениям, что воспринимает дело о вандализме как дело об убийстве.
Кораллина – молодая полицейский, не очень Табарино понимающая, но принимающая все его специфические стороны.
Франциско, он же Капитан – босс вышеописанных. Все расследования скидывает на подчинённых, так как постоянно завален бумажной работой.
Орацио – пострадавший, владелец велосипеда
Изабелла, Виттория, Бригелла, Пьер, Лелио, Алберто – подозреваемые.
Велосипед – убитый.
Вступление
Люди готовы жертвовать собой ради дорогих людей: матери уничтожают тех, кто посмел обидеть их ребёнка; возлюбленный встаёт перед возлюбленной спиной, чтобы защитить от пуль; жена может вечно ухаживать за мужем, который стал инвалидом. И каждый день человек, который искренне ценит другого, совершает небольшие уступки, чтобы сделать жизнь друга лучше. О таком сегодня и будет наша история.
Первое действие
– Чёрт возьми! – сказал Табарино, присев над искалеченным, погнутым и избитым самым безобразным образом велосипедом. – Могу поклясться, что это убийство!
– Хм-м-м-м, – протянула Кораллина и пару раз демонстративно стукнула каблуком, чтобы подчеркнуть свой скептицизм. – А мне кажется, что это просто вандализм.
Табарино, услышав такую возмутительную и явно неверную теорию, подскочил и повернулся к напарнице.
– Это не так!
– Какого чёрта, это просто предмет.
– А вот и нет! – Табарино скрестил руки на груди и посмотрел на Кораллину осуждающе настолько, насколько мог. – Орацио очень из-за него переживает! А если человек прямо убивается по какому-то предмету, то это даёт мне право считать, что он – живой!
Кораллина не сдержалась и закатила глаза, но дальше спорить не стала: по большей части понимала, что состав дела – пока что сущие условности. Табарино горел расследованиями убийств, однако подобных в Джелози было… не было. И вот наконец-то он столкнулся с чем-то, что хоть отдалённо напоминало убийство (хотя немалую роль здесь сыграл самообман), и теперь готовился взяться за расследование.
Пусть придумывает, что хочет, думала Кораллина. Бумаги всё равно всегда оформляла она – ничего ей не помешает написать простое “повреждение чужого имущества”. Зато Табарино себя хоть немного развлечёт (в последнее время он совсем надоел напарнице с нытьём по поводу скучной работы, и Кораллина теперь могла простить ему любой идиотизм, лишь бы он отстал).
– Итак, дело ясно! Я собрал улики!
Кораллина проморгалась.
– Улики?
– Конечно! Это первое, что стоит делать при преступлении!
Кораллина едва сдержалась, что не закатить глаза.
– И что там? – решив подыграть ему, как малому ребёнку, спросила она.
– Что ж. Рядом с велосипедом – почти высохший, но ещё явный след от каблука. Кажется, невысокого. Значит, здесь замешана девушка, причём молодая или хотя бы не очень старая.
– Он мог появиться раньше, знаешь.
– Нет! Велосипед нашли сегодня утром, значит, преступление было ночью, но ближе к рассвету. Он всю ночь стоял во дворе частного дома, где кроме Орацио живёт только его сестра, мать и отец. Никто из них ночью на улицу не выходил. Значит, кто-то специально пробрался сюда ближе к утру, может, часов в пять, чтобы убить его. И для чего-то, я уверен, он специально оставил след.
– Для чего?
– Не знаю… Может, она хотела бросить мне вызов, специально дать подсказку! Возможно, она – новый Мориарти, и воспринимает меня как Шерлока.
– Боже, ты звучишь как наши политики.
– Почему?
– Говоришь какие-то тупые и пространные вещи, которые я не понимаю. Но ладно, окей. Допустим.
Табарино, кажется, был почти готов оскорбиться, но всего за пару секунд решил: если не понимают его, значит, проблема точно не в нём. А в таком случае остаётся только посочувствовать глупости собеседника. Поэтому Табарино продолжил, сделав вид, будто не услышал оскорбления в свою сторону:
– Из-за этого в наш список подозреваемых входят следующие люди… Ты записываешь?
– Нет.
– Записывай.
Кораллина едва сдержалась, что не наступить каблуком прямо на пальцы коллеги.
– Я тебе не Ватсон, сам запомнишь своих подозреваемых.
Табарино помолчал пару секунд, думая, стоит ли разговаривать с таким скептически настроенным собеседником. А потом как человек, который жизненно нуждается в разговоре каждую секунду, продолжил:
– Первыми я подозреваю Витторию, Изабеллу и Бригеллу.
– Бригеллу? Его-то почему?
– Он Орацио терпеть со школы не может. Теоретически между ними мог возникнуть конфликт в последние дни.
– Ладно, звучит логично. А остальные что?
– Виттория – бывшая Орацио.
Кораллина кивнула так, будто всё сразу ясно. В целом, всё и правда сразу стало ясно – она бы сама не отказалась от возможности сломать любимую вещь бывшего.
– Но она не носит каблуки, – всё же заметила Кораллина.
– Да, это проблема. Но, теоретически, она могла специально их надеть, чтобы запутать следствие.
– Изабелла?
– Она просто терпеть не может велосипедистов и прочих. Я вполне представляю развитие событий, при котором Орацио чуть не сбивает её на улице, а она потом приходит мстить. Но тут есть проблема.
Одним движением брови Кораллина показала, что заинтересована. Размышления Табарино были, конечно, крайне смехотворны – но это не отменяло того факта, что говорил он занимательно.
– Изабелла почти не расстаётся с Лелио, значит, преступление они могли совершить вместе. А это значит, что у других тоже могли быть сообщники.
– И кого подозреваешь?
– Пьера и Алберто.
Здесь Кораллина не смогла сдержаться и рассмеялась. Пьер – её давний друг, к несчастью, в неё влюблённый. Они оба были детьми французских эмигрантов, которые, как и все эмигранты, держались вместе, так что дружба детей оказалась неминуемой. История до безобразия прозаичная, но с драматическим изъяном: они дружили с пелёнок, воспринимали друг друга как брата и сестру, но потом он уехал учиться в один университет, она – в другой, затем они вернулись в родной город. Он – увидел её как женщину, новым взглядом, и почувствовал огонь любви в груди. Кораллина – нет. Пьер остался таким же щупленьким, высоким, более складным, но всё ещё почти-братом. На этом дружба как-то дала трещину, но, в целом, отношения у них остались неплохие.
