Из Департамента переселения я вернулся подавленным. По дороге только и думал о том, как сообщить эту новость Дане. Моя жена и так не справлялась с эмоциями, постоянно говорила о том, что потом ничего не будет, что она боится, боится, боится… И я должен быть с ней, сейчас и потом, всегда должен быть рядом.
Иногда она впадала в состояние, близкое к истерике, заходилась в крике, обвиняла во всем меня, кричала, что я ничего не чувствую. И тогда я думал о том, что пусть бы уж лучше скорее это случилось, чем жить вот так, в ожидании неизбежного, наблюдая, как она постепенно сходит с ума…
Терпеть ее поведение – вот, в чем действительно заключался кошмар. Вот если бы ее сознание было устроено по-другому. Добавить бы ей хотя бы капельку здравого смысла. И наша жизнь, точнее то, что от нее осталось, превратилась бы в обоюдный покой и счастье.
Я испытывал дискомфорт, но все же находил в себе силы – прижимал Дану к груди, чувствовал, как стучит ее маленькое сердечко, и радовался, что у нас еще есть способность понимать друг друга. И что мы можем потратить оставшееся время, радуясь мгновениям ее стремительно истекающей жизни на этой Земле.
Катер опустился на парковочный магнит. Я откинул дверцу, выбрался наружу. На улице было ветрено и сыро. С серого неба сыпали в лицо капли мелкого дождя. Пригибаясь, я побежал к подъезду. Тяжелая подъездная дверь при моем приближении распахнулась. Навстречу выкатился дворецкий, поскрипывая гусеницами.
– Добрый вечер, господин Белов.
– Привет, – буркнул я. Мне куда больше нравился прежний, живой дворецкий. Но его, как и многих других, забрали почти полгода назад – программа Большого переселения, как ее называло правительство.
Живых людей теперь почти всюду заменили дешевые роботы. Производить дорогие модели для нужд исчезающего человечества – в этом нет никакого смысла.
Электронный ключ щелкнул в замке. Я торопливо ввел код. Дверь в квартиру распахнулась.
Дана ждала меня. Обняла. Прижалась всем телом.
– Где ты был так долго, малыш?
– Зашел в магазин после работы, – соврал я. – Ты же знаешь этих механических продавцов. Я уже думал, мне придется там заночевать.
– Купил что-нибудь?
– Нет. Плюнул, и поехал домой, к тебе…
– Сегодня случилось кое-что… – она подняла на меня полные слез глаза.
– Что? – Меня охватило дурное предчувствие. Сейчас она закатит глаза, будет говорить все быстрее и быстрее, потом начнет метаться по комнатам и кричать. А я буду чувствовать, что виноват перед ней. Нелепое чувство. Бессмысленное, как сама жизнь в привычном человеческом понимании.
– Олеся… – сказала она и замолчала.
– Что Олеся? – Впрочем, я знал ответ. Олеся была ее лучшей подругой. Они общались с Университета.
– Ее нет.
– Как это?
– Переселение! – Она произнесла это с такой интонацией, что стало очевидно – сообщи я ей известие сейчас, и у нее начнется истерика. Но когда-то же надо ей сказать. Ведь все уже решено. Я сам все решил.
Я медленно снял плащ, повесил на вешалку и обернулся к ней. Я смотрел на нее, не отрываясь, почти минуту. Потом проговорил чуть слышно:
– Я был…
Она попятилась, как будто это я угрожал ей чем-то. Я ощутил боль. Несмотря ни на что, она оставалась моей женой, моей женщиной. Я почти ничего не сказал, а она все поняла. Наверное, потому, что каждый день думала об этом, ожидала, когда это, наконец, случится, и меня вызовут в Департамент. Чтобы там вручить полис на переселение.
– Давай обойдемся без истерик, – попросил я.
– Ты был там, да? Был?! Скажи! Да или нет?!
– Да, – быстро ответил я. – Нам дали три дня.
– Боже мой, – проговорила Дана, – боже мой… я знала, я все время знала, что это произойдет. Но мне отчего-то казалось, что это случится не скоро, что у нас еще есть… хотя бы полгода … Давай уедем куда-нибудь! – выкрикнула она. – Умоляю тебя. Поедем в горы. Там воздух чище. Там с нами все будет в порядке.
– От этого вируса нет спасенья. Ни в горах. Ни под водой. Ты же знаешь, как мучительна смерть для тех, кто заразился. А мы просто уснем. И переместимся в другую реальность. Туда, где нам будет хорошо. Где мы будем вдвоем. Всегда вдвоем.
– Ты в это веришь?!
– Конечно, верю, – я постарался говорить, как можно спокойнее. – И потом, мы ничего не сможем с этим поделать. Есть постановление правительства. Если мы не пойдем на это добровольно, мы нарушим закон. И тогда, знаешь, что будет?
– Знаю! Я видела! Видела, как они тащили парня из девятой квартиры. Они не знают жалости… У них нет милосердия.
– Они, они, они… – Я помассировал виски. – Да кто они? О какой жалости ты говоришь?! Они – просто запрограммированные на выполнение определенной задачи механизмы. А Иван… Не знаю, о чем он думал. Ему дали возможность спокойно уйти, без страданий. Переселиться. Да, успокойся же, в конце концов.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
