Летом не как зимою. И тепло, и занятие себе всегда можно найти. Например, на пруду весь день просидеть и не заметить время. Иль на колхозный двор забрести, в кузню заглянуть, на конюшню пробраться. Везде интересно. Только взрослые гонят нас ото всюду: «Нечего тут вам…»
Тогда в школьный сад. Расположен он на окраине нашей деревни, небольшом пригорке, меж двух лощинок. За садом они смыкаются и переходят в лог, перегороженный запрудой. Лощины поросли хворостом, бузиной, можжевельником. Тут Клава пасёт колхозных телят, вертлявых и бестолковых, постоянно зикающих от жары по кустам да канавам. И нам, ребятам, в саду раздолье. Играем в прятки, в «наших и немцев». Попутно отыскиваем разную зелень, чтоб съесть, молодые лопухи (от них весь рот чёрный), гусиную лапку, полевой чеснок, сочную, но довольно пресную сныть, ежевику. Да мало ли чего…
Заодно находим и птичьи гнёзда. У кого из моих сверстников гнёзд на примете больше, тому почёт, уважение и доля зависти к его находкам. «Свои» гнёзда мы показываем друг другу «по секрету», бережем их и навещаем по много раз, пока подросшие и окрепшие птенцы не покинут своё жилище. Одна пара зорянок оставила гнездо с детками в самый разгар жаркого лета. По нашей с Ленкой вине. Давай, говорит она, поставим гнездо в тень, чтоб птенцам было прохладнее. Мы пришли в очередной раз к нашему укромному месту и остановились, как вкопанные. Птенцы были мертвы, а их родители, жалобно попискивая, тревожно кружились над кустом бузины, не смея опуститься на злополучную ветку.
Прежний хозяин сада, рассказывала мама, задолго до войны скрылся куда-то. Не по своей воле. Кирпичный дом остался. Теперь в нём начальная школа. Потому и название сада – школьный. На самом деле он ничейный, так как без присмотра. Всяк может прийти сюда и первыми мы, мальчишки, обтрясти чуть завязавшиеся яблочки, оборвать едва побуревшие вишневые горошины. Взрослые, хотя и с оглядкой на колхозное начальство, тоже заворачивают сюда. Косят по обочинам да полянкам траву для домашней скотины. А зимой на топку рубят хворост, обламывают сухие сучья старых вётел. Сюда время от времени, когда стемнеет, приходит и мама по пути из колхозного хлева, где с подругой тёткой Наташей много лет ухаживает за колхозными коровами.
Ещё в прошлую зиму добыча топки лежала на Клаве. Но колхоз отпустил её в город на учёбу в ФЗО. Нынешняя зима без сестры мне кажется особенно студёной и бесконечной.
Холод чувствуется даже на печке, где я лежу, укрытый разным тряпьём. По утрам, едва мама закончит возиться возле загнетки, я вскакиваю с вьюшкой в руке, быстро затыкаю дымоход, чтоб тепло из избы не вытянуло в трубу. Наши два небольших окна в одно стекло. Снежинки с оконных глазков падают на подоконник и не тают. Я долго наблюдаю за ними и начинаю считать: «Одна, вторая, третья». Сколько ж их упадёт за день, пока вернётся мама?
Сказать по правде, её и в деревне сегодня нет. Уехала она в лес за дровами. Дрова не себе. (Себе хорошо бы). Для районной больницы. Подошла очередь нашей Устиновке выполнять эту, как говорит председатель колхоза Сеня горбатенький, гужповинность. Он назначает извозчика.
Мужиков в деревне мало. Гришку Селиванова не пошлёшь, у него желудок. Дед Никита стар. Кум Петька без ноги, на костылях. Тётка Наташа уже раз съездила. Потому Сеня, едва забрезжило, на санках-козырьках прикатил к нам. Засуетилась мама возле загнетки, лицо пятнами пошло. «Шутка ли, с а м заявился в такую рань. Неспроста это».
Мне с печки видно, как Сеня вышагивает по избе из угла в угол, пытаясь согреться, то и дело шмыгает рукавом пиджака по мокрому носу.
– Вот что, Татьяна, – строго начал председатель.– Наряд на дрова прислали. Надо ехать тебе. На коровнике Натаха побудет одна.
И утупился на маму в ожидании возможного её
отказа от поездки.
«Где там отказ? Разве можно возразить председателю?».
(Хотя, как сказать. Однажды Сеня, куражась, пожелал, чтобы лошадь в козырьки для него запряг Гришка. Послал к нему домой с наказом Аришу Михееву. Гришка такое ответил председателю, что Ариша постеснялась повторить его слова вслух. У Сени отпала охота запрягать лошадь чужими руками).
Мама же соглашается на поездку с готовностью, можно подумать, чуть не с радостью:
– Поеду, раз надо. Больницу без топки не оставишь, – заключает она, – будто убеждая Сеню, как важна эта поездка.
А Клаву я жду каждую субботу. В городе она учится на электрика. Живётся ей тоже нелегко. Питание – не растолстеешь, обувка, одёжка – казённая, бэушная. Каждый раз она обязательно привозит мне какой-нибудь гостинец, игрушку. Например, перегоревшую лампочку иль деревянный подрозетник, ролик для электропровода. Таких вещей ни у кого нет из моих друзей. Ни у Саньки, ни у Витьки, тем более у Ленки. В иной приезд сестра книжку вручит: «Читай, Митя, учись».
Сама она занималась в школе всего четыре зимы. Пятый класс надо было постигать в соседнем селе, но разутым далеко ль дойдёшь? Лишь до мельницы, что машет крыльями посреди деревни. Там, на крылечке ветряка, Клава немного отогревала иззябшие ноги и что есть мочи бежала по стылой земле домой.
После занятий в ФЗО Клава с подругами расчищает завалы разбитых в войну жилых домов, всяких зданий. Попадаются ей иногда под кучами кирпича, мусора книжки. Басни Крылова, сказки бабушки Куприянихи. Есть у меня «Аленький цветочек», «Серая шейка». Грустные такие. Я по ним весь алфавит выучил, читать умею. Бывает, и хлебушком городским угостит. У нас хлеб не каждый день. С Клавой можно и на горку сходить.
Чтоб точнее определить день приезда сестры или вроде как понудить её приехать, прибегаю к разным уловкам. Например,.. чихаю. Всем известно, что чих в разговоре подтверждает сказанное слово или задуманное желание. Я, прежде чем чихнуть, быстро загадываю: «Сегодня приедет Клава!» И с удовольствием чихаю. Успел – всё в порядке! Клавин приезд обеспечен.
Ещё верный способ узнать о приезде Клавы – кого-нибудь спросить: «В каком ухе звенит?»